Моя семья до сих пор напоминает, какой наивной дурой я была в тех отношениях. И раньше мне было тяжело слушать вместо поддержки упрёки и издевательства.

Все те ночи я не спала, лежала со своими мыслями один на один, потихоньку сходя с ума. Смотря в потолок, я все размышляла: что-то не так с миром или всё-таки со мной.

Я чувствовала себя обманутой, глупой, наивной. Казалось, что меня используют, что надо мной насмехаются. Было жутко обидно, ведь я просто хотела внимания и заботы!

А можно ли себя чувствовать иначе, когда нет никого, кто был бы на твоей стороне?

Так ещё и на учёбу ходить надо. А так не хочется…Как минимум потому, что отношения с одноклассниками в школе напряжённые, и я со стопроцентной уверенностью могу заявить, что моей вины в этом нет, поэтому сильно не расстраиваюсь. Просто напрягает. Мама с папой постоянно устраивают нам с сестрой взбучки по поводу оценок.

Для родителей я всегда недостаточно хороша. Вроде бы хожу на танцы, учусь по большей части хорошо, убираюсь, имею различные хобби, не пью, не курю, ярко не крашусь и всё равно остаюсь плохой.

Но я всегда действую по совести, по справедливости, стараюсь поддержать и помочь тем, кому это потребуется. Как меня и учили. Однако это всегда выходит мне боком.

Оставшись одна, без какой-либо поддержки, я стала куда сильнее, лучше и счастливее. Теперь ничто не рушит мои мечты и надежды, просто потому что их нет.

Если все они меня не любят на сто процентов такой, какая есть, получается, они не любят меня совсем.

Нет смысла становиться лучше для них, но есть смысл меняться для себя и своего благополучия. Я не виновата, что не оправдала их ожидания. Тем более ничего плохого я никому не делала и не желала… Так что пусть попробуют найти лучше.

Помнится, в таких обидных ситуациях я рисовала каждый день. Это было необходимостью. С одиннадцати лет я изображала свое состояние на бумаге, благодаря чему становилось легче. Было такое чувство, будто все обиды, боль, тоска оставались на листе бумаги, будто внутри росли розы, которые не давали воздуху пробиться сквозь свои благоухающие бутоны, будто вокруг плелись лозы с шипами, сковывая мои движения. Хотелось уснуть и не проснуться.

Спустя какое-то время состояние изменилось. Но я продолжала рисовать. Только уже лица людей. Просто потому, что мне нравилось это искусство. Впрочем… Рисовать я не умею.

К чему это я всё… Сегодня у меня начались новые отношения. В этот раз я решила подумать головой, а не следовать за сердцем. С Ильёй будет иначе.

Я верю в то, что мир лучше, чем кажется, но каждый раз убеждаюсь в обратном.

Надежды нужно убивать сразу. Поэтому в этот раз обойдусь без них. Лишь наблюдения и здравые мысли.

Я больше не позволю ни одному парню себя обижать так сильно. Отныне я у себя на первом месте. Теперь только мои ожидания и требования будут иметь значение.

Когда тебя бросает в абсолютно новую жизнь и прижимает лицом к асфальту, и где ты тупо наблюдаешь за тем, как твой детский мир и мечты рушатся, приходится многое переосмыслить, чтобы понять, кем ты являешься, и каким тебя видят другие.

Глава 8. Все тайное становится явным

Вчера я так и не ответила на звонки Димы. Мне вовсе не стоило с ним больше общаться и видеться. Но он упрям. Уже почти сутки писал и названивал. Неужели не понимал, что сделал? Или наоборот, понимал, поэтому так настаивал в надежде все исправить? Но проблема сейчас была в том, что именно я хотела узнать, чем все это закончится.

Вместо того, чтобы думать обо все этом мне стоило бы собраться с духом и мысленно вспомнить танцы. Нас с сестрой ждали мучительные и унизительные четыре часа балета…

Плевать! Будь что будет.

Мы зашли в фойе и, отдав справки директору, поднялись на третий этаж в раздевалку. Около кабинетов музыки до нас доносилась прекрасная мелодия флейты, фортепьяно, гитары. И все это портило отвратительное звучание скрипки. В большом зале уже сидели одногруппницы.

Поздоровавшись и обнявшись со всеми, мы сели рядом, и девочки начали активно рассказывать, что было на предыдущих занятиях, что нового они выучили, и как нас с сестрой поливала грязью Людмила Ивановна. Нам также сказали, что наши костюмы она отдаст другим девочкам, а мы и вовсе на сцену не попадём.

— Она не может так поступить. У девочек совсем другое телосложение, к тому же они выше. Тем более мы сами платили за пошив одежды буквально неделю назад. Какого чёрта она это делает? — спросила я, удивленная тем бредом, что услышала. Девочки лишь пожали плечами.

Мы с сестрой были не единственными, кого она так оскорбляла. Однако решение отдать наши костюмы — это что-то новенькое.

— Я думаю, она не успеет за одну субботу переставить все шесть номеров. Мы солисты в нескольких танцах. Кого из вас она заставит всё это учить? Обычная угроза, не более того. Не понимаю, зачем ей так угрожать, если ничего такого не будет? — объяснила Нюра.

— Так и есть. Ну что, пойдём в зал? — предложила я. — Не хочется выслушивать претензии, что мы сидим в раздевалке.

— Ну да. Мы же, как хорошие балерины, должны уже стоять в зале и разогреваться, — смеялись девочки над постоянным замечанием Людмилы Ивановны.

Пройдя в малый зал, мы уже видели, что недовольное лицо нашей учительницы устремлено прямо на нас. Её губы сжимались, превращаясь в две тонкие параллельные линии, а брови были сведены и опущены, что только сильнее выявляло мимические морщины.

Я закатила глаза. Мы молча прошли на свои места и встали в эфасе.

— Так, девушки, назад вставайте, — обратилась к нам с сестрой Людмила Ивановна.

Не удивившись тому, что она сказала, мы выполнили приказ.

Только что из этого получится? В начале всегда стояла я, так как по классике у меня были пятерки. Куратор большую часть урока находилась передо мной и поправляла, а девочки сзади халтурили, пока была возможность. Никто не хотел вставать вперёд и стать тем, от кого будут требовать больше всего. Что будет сейчас, когда я сзади? Ведь до этого я задавала ритм.

Сделав поклон, мы подошли к станку.

— Сегодня у нас контрольный урок перед полугодовым экзаменом. Надеюсь, все помнят, что мы делали на прошлых уроках.

Вот это было нехорошо,