Уже войдя в озеро, я услышала выстрелы в лесу и ржание коня. Решив, что это — охотник, я укрылась в воде, у камышей. Думала, что смогу переждать и спокойно уйти. Все озеро и его чистый берег были передо мной, как на ладони. Солнце стояло за моей спиной, поэтому оно слепило всякого, кто вздумал бы посмотреть в мою сторону.

Слышно было, что всадник приближается. Каково же было мое удивление, когда я разглядела седока. Не мужчина сидел на коне, а прекрасная женщина. Тогда я не знала еще, какую встречу уготовила мне судьба.

Я поняла, что женщина хочет освежиться в озере. Не удивительно. В такую-то жару… Поначалу я отвела взгляд. Но когда она полностью освободилась от охотничьего костюма, не смогла удержаться от того, чтобы не залюбоваться ею.

* * *

Она распустила волосы. Удивительные, сияющие, они водопадом спускались к самым кончикам пальцев ее рук, которые она опустила, входя в воду. Ее кожа, казалось, светилась в лучах летнего солнца. Я не видела еще такой белой, такой прекрасной кожи у женщин наших краев. На берегу росла неизвестно как попавшая в этот лес береза. Стройная и прекрасная, она стояла среди тяжелых буков. Красавица, ищущая прохлады озерной воды, была стройнее той березы. Она все еще не видела меня, вошла в воду и поплыла, словно русалка, прямо в мою сторону.

Когда она заметила меня, то воскликнула: «А ты кто такая?». Вместо ответа, я приблизилась к ней и улыбнулась. Она ответила тем же. Потом я, пытаясь преодолеть смущение первой встречи, предложила ей погадать по руке. Моя бабушка, которая научила меня и гаданию, и еще очень многому, всегда говорила: «Хочешь узнать человека, возьми его за руку. Сердце само подскажет, каков он». К моему удивлению, она согласилась. Я подплыла к ней. В том месте, где она остановилась, заметив меня, было довольно глубоко. Она держалась на плаву, слегка двигая ногами, а протянув мне руку для гадания, оперлась о мое плечо, чтобы мне удобнее было разглядеть судьбу в изгибах линий на ее ладони.

«Тебя ждет великое будущее, — сказала я ей. — Ты получишь все, чего только ни пожелаешь. Вижу тебя высоко над этим миром. Твоя красота и молодость будут с тобой всегда. Твой дом, как полная чаша, соберет в себя счастье со всего мира. Я вижу твое прошлое, какую-то темную тень, какой-то неясный фантом. Эти тени прошлого не нанесут тебе и другим вреда, если ты будешь помнить о том великом будущем, которое уготовано тебе».

Пока я говорила эти слова, она тихо смотрела на меня. От нее исходил тонкий аромат, будто посреди озера вдруг расцвел волшебный цветок. Рассказав ей о прошлом и будущем, я поцеловала ее ладонь и спросила: «А теперь ты скажи мне о своем настоящем».

Девушка, не забирая у меня свою руку, сжала мне пальцы и сказала: «Ты знаешь замок в Чахтице? Приходи туда, там я и расскажу тебе о своем настоящем». Тогда я не могла знать, что передо мной сама могущественная графиня Елизавета Батори…

Мы немного поплавали, вышли на берег. Она попросила меня: «Расскажи о себе». Тогда я рассказала ей мою незамысловатую историю.

* * *

Я рано осталась сиротой, и вырастила меня бабушка. Она жила в избушке, в лесу. Издавна к ней тянулись люди из окрестных деревень. Бабушка и лечила, и гадала, и порчу снимала, и роженицам помогала. Я все время при ней была, да ее премудростям и обучилась. Некоторые косились на нас, говорили, что придет время, когда нас, как еретиков, будут судить, за то, что истинную веру попираем. Называли ведьмами. И как они могли так говорить?

Ведь мы никому не приносим зла — и верим в то, что каждый день окружает каждого из нас. Верим в доброту ветра и целебных трав, верим в тепло солнца и в мудрость древних лесов. Наше знание, как и любую силу, можно повернуть и во благо, и во зло, но это не значит, что каждая из нас — и есть само зло. Ведь то, что рука человека может и убить, и приласкать, не делает всех, у кого есть руки, убийцами?

Когда бабушка умерла, я знала уже достаточно, чтобы заменить ее. У нее была книга, которую она всю жизнь пополняла новыми знаниями. Эту книгу не мог читать никто, кроме нее самой, а когда бабушки не стало, книгу сожгли. Мне она подарила такую же — толстую книгу с прекрасными чистыми листами, в кожаном переплете, с застежками. Попросила меня запомнить строго-настрого, что эта книга — только для меня. Что если ее прочтет кто другой — жди беды. «Без силы своей ты останешься, а что с нарушителем будет, про то не ведаю», — так сказала моя бабушка. А когда я спросила: «Что же мне записывать сюда?», она ответила: «Сердце подскажет». Теперь эта книга наполовину полна. Я и не знала, как много может подсказать мне сердце.

В избушке, которая осталась мне от бабушки и стала теперь моей, я живу одна. Со мной — лишь мой верный черный кот, который часто кажется мне умнее многих людей. По ночам он рассказывает мне сказки, а днем зорко следит за тем, чтобы злые духи не проникли в мое жилище.

* * *

Я рассказала все это девушке, с которой мы купались. Ее не оттолкнула моя история. А когда я рассказывала ей о чудесных травах, которые помогают хранить красоту, о снадобьях, которые возвращают жизненную силу, она и вовсе оживилась. Мы оделись, и она предложила довезти меня до моей избы. Я села на коня позади нее. Она правила конем, называя его Винар, а я указывала дорогу.

Когда мы приблизились к тому месту, где стояло мое жилище, я почувствовала запах дыма. Не успела еще я задуматься, откуда это, мы выехали на поляну, где и стояла моя избушка, и увидели вместо нее пылающий костер. Неподалеку, так, чтобы их не задело жаром, стояло человек пятнадцать крестьян во главе со священником. Тот что-то читал по своей книге и благословлял собравшихся.

Я слышала, что где-то на западе таких, как я, теперь судят и сжигают, но и подумать не могла, что это случится со мной. «Уезжаем, милая, спаси меня», — только и успела я прошептать. Но моя спутница лишь поторопила коня, который шел прямо на толпу тех, кто шел сюда за моей смертью.

«Вот она! Проклятая Анна Дарвулия! Сжечь ведьму!», — послышались крики. Не обращая на них внимание, моя прекрасная наездница остановила коня в двух шагах от горящих ненавистью лиц и что-то сказала им. Было видно, как лица, до этого горевшие злобой, силы которой хватило на то, чтобы сжечь мой дом, теперь наполняются рабской покорностью и страхом. «Графиня, Елизавета, мы не виноваты, мы только исполняли волю Господа», — только и сказал возвышающийся над толпой священник.

Только теперь я поняла, кто — моя спутница. Графиня выхватила плетку, до того свернутую, и со всего маху начала хлестать поджигателей моего дома. Те побежали, некоторые упали на землю. «Пошли вон, скоты!», — кричала она. Я не ждала тогда, что в той нежной красавице, перед которой лучшие цветы кажутся тряпичными свертками, таится такая ужасная сила. Не знала, что в ней живет зверь, способный уничтожить любого, кто перейдет ей дорогу. Каждый удар ее плетки был похож на взмах сабли. Под ней трещала одежда и оголялись кости. Кровь моих обидчиков забрызгала и нас с моей спасительницей, и коня.

Крестьяне побежали, лошадь священника несла его впереди толпы. Тогда графиня потянулась за ружьем, прицелилась, и один из убегавших упал, с ногой, почти оторванной мощным зарядом. Я онемела от страха — и перед графиней, которую посмела принять за свою, и перед теми людьми, которые пришли сюда убить меня. Мы подъехали к раненому. Тот корчился на земле, истекая кровью. Графиня, не говоря ни слова, сошла с коня и забила крестьянина до смерти плетью. Отдышавшись, она сказала мне: «Осмотрись, может что нужное осталось, и поедем ко мне. Будешь у меня жить и служить мне».