— Конечно, нет. Ведь есть же да…

— Дамская каюта? — Джосс обернулся и с прищуром посмотрел на брата: — Подумай получше.

— Черт побери! Мне принадлежит этот корабль, и мне же вместе с салагой придется спать в румпельной каморке.

— И не рассчитывай на мое сочувствие, — ухмыльнувшись, произнес Джосс. — Мне не нужны были эти проклятые козы и их молоко.

— О, ты будешь пить их молоко. Будешь пить и благодарить меня. — Грей едва сдерживал свой гнев, и усмешка брата переполнила чашу терпения. — Черт возьми, Джосс, в этом деле я рискую всем. Я пошел на жертвы. И все для того, чтобы семья… чтобы ты мог пожинать плоды. Так что прекрати швырять их мне в лицо.

— Ты, ты говоришь мне о жертвах. — Джосс шагнул к Грею, его голос стал жестким. — Я пожинаю плоды? Моя семья убирала сахарный тростник, который пошел на оплату этого корабля. Они жили и умерли ради этого. И помни, ты можешь владеть этим проклятым кораблем, но ты не можешь владеть мной.

Пропади все пропадом! Как только Грей начинал думать, что они, наконец, преодолели комплексы из-за неравенства их положения, его тут же поправляли, причем в весьма жесткой форме. Но так уж сложилось, что именно Грей стал первенцем и законным сыном своего отца. А младший брат никогда не сможет обладать возможностями старшего, даже если был бы рожден законной женой, а не рабыней.

— Джосс, это нечестно. Ты же знаешь, что тот факт, что мы рождены разными матерями, ничего не значил для нашего отца. И никогда не имел значения для меня.

— Для некоторых это имеет значение. И у меня есть шрамы, которые это доказывают.

— Как и у меня.

— Сэр, вы передо мной в долгу.

Грей обернулся. София, напряженно выпрямившись, твердо смотрела на него. Отступать было некуда, позади была мачта, справа и слева — хитросплетения такелажа.

— Мистер Грейсон. — Она сделала глубокий вдох и, видимо решившись, подняла к его глазам большой лист рисовальной бумаги. — Вы и ваша коза должны мне два листа высококачественной бумаги, плотной и без пометок. Я требую, чтобы мне компенсировали ущерб.

Грей озадаченно потер ладонью скулу, потом опустил руку и обхватил пальцами горло.

— Бумага? — Он вопросительно изогнул бровь и нарочито медленно оглядел порядком потрепанный наряд Софии. — Весь этот шум из-за нескольких листков бумаги?

Неожиданно смутившись под его пристальным взглядом, София торопливым движением пригладила волосы.

Сейчас, когда он сменил наряд и красовался в идеально сшитом темно-синем сюртуке и брюках из буйволовой кожи, которые были последним криком лондонской моды, София остро осознала, что сама она в том же самом платье, которое было на ней в момент их знакомства. Непокорные волны волос этого флибустьера были укрощены помадой, а легкая небритость щек лишь придавала ему заманчиво авантюрный вид.

В целом же он выглядел потрясающе красивым, и, осознав это, София в сердцах скомкала зажатый в руке лист ни в чем не повинной бумаги. Черт его подери, теперь мистер Грейсон должен ей три листа.

— Бумага? — повторил он.

— Да, бумага. Для вас это, может быть, лишь несколько листов бумаги, но для меня это… ну, это бумага. — София понимала, насколько глупо звучат ее слова. — Понимаете, у меня очень ограниченный запас этих листов, и я не могу себе позволить кормить ими ваш домашний скот.

— Понимаю.

Он сдвинул брови, внимательно глядя на листок в ее руке.

— Нет, вы не понимаете. — София почувствовала, как слезы наворачиваются у нее на глаза. — Как вы можете это понять? Вы думаете, что это обычный листок бумаги, но это не так. Это…

— Это и есть бумага.

Сморгнув слезы, София отвернулась и, покусывая губы, уткнулась взглядом в линию горизонта.

— Да, именно.

— А теперь, моя дорогая, достаньте свой кружевной платочек, который, мне кажется, сейчас вам совершенно необходим.

Незаметно смахнув скатившуюся по щеке слезинку, София в ответ лишь передернула плечами.

— Эй, парень! — Резкий голос прервал их разговор. — Живо наверх, фор-бом-брамсель ставить!

— Слушаюсь, мистер Брэкетт.

Молодой человек, примерно с Софию ростом, торопливо шагая, прошел мимо них и остановился у толстых пеньковых вант, удерживающих мачту. Она узнала в нем паренька, который спас ее от прожорливой козы.

— Это в первый раз, Дейви? — спросил парнишку Грейсон.

Юноша громко сглотнул.

— Да, сэр. Первый раз в море, сэр. Мистер Грейсон похлопал его по плечу:

— Не торопись. Крепче держись за ванты, не смотри вниз, и все будет отлично.

Парень кивнул. Неловко вскарабкавшись на просмоленные канаты, он начал взбираться наверх.

София с мистером Грейсоном были не единственными, кто наблюдал за продвижением Дейви. С бака корабля, с грот-мачты — со всех сторон члены команды с большим интересом следили за подъемом юноши. Матросы возбужденно переговаривались, словно на скачках или перед боксерским поединком, где на кону стоял солидный денежный приз.

Каждый раз, когда Дейви достигал следующей реи, с палубы раздавался гул одобрительных возгласов.

Теперь, когда юноша был уже очень высоко и приступил к самой опасной части своего подъема, у Софии больше не было сил следить за продвижением парня. Она опустила голову, сосредоточенно рассматривая доски палубы, а затем, когда напряжение стало совершенно невыносимым, перевела взгляд на спокойно заложенную за спину руку мистера Грейсона.

Она не отрывала взгляда от его руки — сильные пальцы, словно вылепленная скульптором ладонь с заметными бугорками жестких, как наждак, мозолей. Этой рукой он подхватил ее платок, этими же руками он уже не раз подхватывал и саму Софию. Если Дейви оступится, эти руки рефлекторно дернутся, чтобы подхватить парня, но пока рука Грея расслаблена, с мальчишкой все в порядке.

С ней все в порядке.

Откуда возникла эта мысль? Совершенно нелепая. Он опасен, напомнила себе София. Он может разоблачить ее и вынудить вернуться к прошлому жалкому существованию. Господи, ну почему она, которая с одинаковой легкостью дурачила и графов, и привратников, полностью теряла самообладание, когда рядом с ней оказывался этот человек? И, однако, несмотря на все это — а может, благодаря этому? — стоя в его широкой тени, София чувствовала себя странным образом защищенной. И в безопасности.

Разум требовал, чтобы она, не медля ни секунды, бежала в свою каюту, чтобы хоть ненадолго избавиться от влияния его мощного обаяния.

Но София этого не сделала.

Вместо этого она медленно и осторожно приблизилась к нему. Грейсон, конечно же, ощутил это неожиданное приближение. Теплое, женственное, которое будоражило каждый его нерв. У него даже не было необходимости смотреть в ее сторону.