Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Публикация под честным и деликатным названием «В двух шагах от Маркеса» была подготовлена. Но этот по-своему уникальный материал опубликовали в «Огоньке» только спустя год (и под другим названием), когда великий колумбийский писатель получил Нобелевскую премию.
Как только стало известно о присуждении Маркесу самой престижной премии, журналисту пришла в голову идея: провести торжественное заседание книжно-литературного клуба в Центральном доме архитектора в честь живого классика ХХ века. Он срочно обзвонил членов клуба, пригласил известных людей Москвы и назначил дату встречи – 11 ноября 1982 года. На заседание пришли почти триста человек.
Но в планы руководителя одной из самых ярких общественно-культурных точек столицы вмешалось событие общегосударственной важности – 10 ноября на госдаче «Заречье-6» умер Леонид Ильич Брежнев. Страна погрузилась в траур и растерянность.
Незадолго до начала заседания к Феликсу, поглощенному организационно-литературными заботами, подошли двое «в штатском».
– Вы что, в своем уме?! – жестко начал первый.
– В каком смысле? – поднял брови Феликс, не понимая, о чем идет речь.
– Вся страна скорбит! А вы – митинги собирать?! Чествование иностранцев устраивать?!.
– Мероприятие советуем отменить, – предупредил второй.
Постояв еще пару секунд, незнакомцы удалились.
– Феликс Николаевич, – за спиной организатора раздался голос директора ЦДА Виктора Зозулина. – Что делать будем?..
Ситуация складывалась неоднозначная. В доме напротив жила Галина Леонидовна Брежнева, об этом знала вся Москва. Окна дочери почившего хозяина страны были темны…
Директор и ведущий вечера молча переглянулись.
А между тем зал заполнялся публикой, среди гостей – декан журфака МГУ Ясен Засурский, поэт Евгений Евтушенко, журналисты-международники Мэлор Стуруа и Генрих Боровик… Ах, как не хочется Феликсу отменять мероприятие! И драматический фон только добавляет ему остроты… Нет, такое заседание сорвать нельзя!
– Надо идти, люди ждут, – кивнул Феликс директору и пошел на «амбразуру».
Нюх антрепренера его не подвел. Заседание стало одним из интереснейших событий культурной жизни столицы, о котором потом еще долго говорила вся читающая Москва. О вечере, посвященном Маркесу, сообщили газеты.
«Как ни странно, – позже удивлялся Феликс, вспоминая то давнее событие, – меня не арестовали, а клуб не закрыли и директора не уволили. Почему? До сих пор не могу ответить на этот вопрос. Возможно, потому, что в связи со смертью «дорогого Леонида Ильича» Кремлю было не до меня».
Впрочем, Виктора Зозулина все же «выперли» из директоров, а книголюбские вечера в Центральном доме архитектора приказали долго жить после организованного руководителем клуба мероприятия, посвященного выходу в свет первой книги Владимира Высоцкого «Нерв».
Заграница долго казалась Феликсу «запретным плодом». Различные инстанции надежно и профессионально перекрывали доступ в Зазеркалье не только журналистам, но и рядовым советским гражданам. С теми же, кто все-таки попадал за рубеж, в командировку или по туристической путевке, проводили профилактические «беседы». Особые правила устанавливались для журналистов. Любые переговоры с представителями иностранного государства без соответствующей санкции были наказуемы. При этом было совершенно неважно, с кем ты вступишь в контакт, – с партийным бонзой, эстрадной звездой или со своим же братом-журналистом. Зная это, Феликс не рвался за кордон – не хотелось ни унижаться, ни просить, не оправдываться. Но в 1980 году Мила все-таки уговорила мужа на морской отдых в Болгарии по линии профсоюза работников культуры. «Ну что ж, курица не птица, Болгария не заграница», – прокомментировал Феликс незаурядное событие и согласился на поездку. Болгария считалась чуть не 16-й республикой СССР, хотела она того или нет. В обязательную программу болгарских школьников входил русский язык, благо общая кирилло-мефодиевская азбука сильно упрощала процесс изучения. Государственное устройство с точностью до миллиметра копировало систему управления Советского Союза.
Феликс уверен, что автограф считается полноценным, если в нем содержится не менее 17 слов. Евгений Александрович не готовился к этой дарственной надписи, но в ней и впрямь семнадцать слов!
Тем не менее, выезжавшие в Болгарию советские граждане должны были «бдить» даже на отдыхе, и в группе туристов всегда имелся «дятел», отстукивающий куда следует всю информацию по путешественникам.
К Миле и Феликсу прикрепилась супружеская чета «Дятловых», о чем Медведевы до поры не подозревали. Они вместе ходили на прогулки, на завтраки и экскурсии. К сожалению, достопримечательности в грязном портовом Бургасе, куда туристов, не моргнув глазом, привезли вместо обещанных роскошных Золотых песков, закончились ко второму дню пребывания. Сегодня каждый скажет – нет проблем: подвела турфирма – садись в машину и выбирай другое место (а по возвращении каждый уважающий себя турист еще и затребует компенсацию), но в 80-м году на такую реакцию и «вопиющее нарушение правил пребывания за границей» мог пойти только безумец, желающий сменить летние шлепанцы и панаму на валенки и ручную пилу. К тому же на скудные денежные средства в иностранной валюте, которую туристам меняли в расчете на прокорм пары некрупных мышей, далеко не уедешь… Но установленные рамки мало волновали нашего героя – он скучать не собирался.
Оценив ситуацию со всех сторон, Феликс отправился в местную партийную газету «Бургасская правда», чтобы пообщаться с коллегами. Неизбалованные вниманием московских звезд, болгарские журналисты несказанно обрадовались. За скоренько накрытым столом, что соорудили гостеприимные хозяева, Феликс поведал им много историй из жизни «большого русского брата». Незадолго до приезда в Болгарию «Огонек» командировал его в станицу Вешенская на празднование «расчехления» статуи дважды Героя Социалистического Труда живого классика Михаила Шолохова. Работники «Бургасской правды» слушали раскрыв рты арию «варяжского» гостя. Шолохов, автор образцового творения соцреализма, считался культовой фигурой во всей зоне влияния СССР. Журналист, лично видевший Шолохова в 80-е, по ценности приравнивался к журналисту, лично видевшему Горького в 20-е.
– А не могли бы вы написать для нас статью о своей поездке к Шолохову? – пошли ва-банк разволновавшиеся провинциальные газетчики, столпившиеся вокруг московского счастливца.
– Статью? – гость как будто этого и ждал. – Конечно, могу, через пару часов принесу…
И Феликс отбыл в гостиницу.
Статья действительно была написана в номере отеля от руки, потом перепечатана в редакции на машинке с русским шрифтом. Для пущей важности Феликс упомянул имя Леонида Ильича Брежнева, естественно, в положительном контексте.