Прислонившись к стене, Марк смотрел, как Хадасса идет вверх по улице, к дому. Она взглянула наверх и больше не поднимала головы. Войдя во входную дверь, она исчезла из виду.

Чувствуя, как портится настроение, Марк пошел назад, в помещение, и остановился в прохладе коридора второго этажа, прислушиваясь к звуку открываемой двери. Из нижнего зала раздавались тихие голоса, потом одна из кухонных работниц прошла через перистиль с корзиной фруктов. Он ждал.

Хадасса показалась внизу, в лучах солнечного света. Она сняла шаль, которая покрывала ее голову, и оставила ее висеть на плечах. Медленно опустив руки в чашу с водой, она стала ополаскивать лицо. Было странно, что такое обыкновенное действие могло так ярко показать благородство и красоту девушки.

В доме было так тихо, что Марк слышал ее дыхание.

— Хадасса, — позвал Марк, и она сразу замерла. — Я хочу поговорить с тобой, — жестко сказал он. — Поднимись в мои покои. Сейчас же.

Он ждал ее в дверях своих покоев, чувствуя, как ей не хочется идти к нему. Как только она вошла, он плотно закрыл за ней дверь. Она послушно стояла посреди комнаты, спиной к нему, ожидая, когда он заговорит. Несмотря на ее чисто внешнее спокойствие, он чувствовал, как она напряжена, и это, как ножом, резало его душу. Ему действительно было больно осознавать, что он вынужден приказывать ей, чтобы она пришла к нему. Он прошел мимо нее и остановился между колоннами своей террасы. Ему хотелось что–то сказать, но он не находил слов.

Полуобернувшись, он оглянулся на нее. В ее глазах отражалась его собственная тоска, смешанная с растерянностью и страхом.

— Хадасса, — тяжело вздохнул он, и в этом имени для него было все, что он чувствовал, — я ждал…

— Нет — сказала она с мягкой мольбой и повернулась, чтобы уйти.

Прежде чем она могла открыть дверь, Марк удержал ее. Повернув ее к себе, он прижал ее спиной к двери. — Почему ты сопротивляешься своим чувствам? Ведь ты же любишь меня, — с этими словами он обнял ее лицо ладонями.

— Марк, не надо! — сказала она голосом, полным страдания.

— Признайся в этом, — сказал он и нагнулся, чтобы поцеловать ее. Она отвернулась, он прижался губами к ее шее. Задыхаясь, она изо всех сил начала сопротивляться, стараясь освободиться из его объятий.

— Ты любишь меня! — настойчиво повторил Марк, схватил ее лицо за подбородок и повернул к себе. Прижавшись губами к ее губам, он стал целовать ее с той страстью, которая копилась в нем месяцами. Он упивался ею, подобно человеку, умирающему от жажды. Ее тело постепенно обмякло, и он чувствовал, что больше не в силах ждать. Взяв ее на руки, он понес ее к своему дивану.

— Нет! — закричала Хадасса и снова стала сопротивляться.

— Перестань бороться со мной, — хрипло произнес он. Он видел ее темные глаза на раскрасневшемся лице. — Перестань бороться с собой. — Я покинул Рим, для того чтобы быть с тобой. Я ждал тебя больше, чем кого–либо из женщин.

— Марк, не бери на себя грех.

— «Грех», — фыркнул он и снова стал ее целовать. Она вцепилась в его тунику, полуотталкивая, полуудерживая его. Она не переставая умоляла его остановиться, но ее мольбы только убеждали его в том, что ее желание не менее сильно, чем его. Она трепетала в его объятиях, и он ощущал, насколько горяча ее кожа, — но одновременно он чувствовал и соль ее слез.

— Боже, прошу Тебя, помоги мне! — закричала Хадасса.

— Боже, — повторил Марк, внезапно разозлившись. Он ощутил разочарование, от его нежности и страсти больше не осталось и следа. — Да, молись какому–нибудь богу. Молись Венере. Молись Эросу, чтобы вести себя так, как нормальная женщина! — Он почувствовал, как под его рукой вырез на одежде девушки разорвался и услышал ее слабый испуганный крик.

Издав проклятие, Марк резко отпрянул назад. Тяжело дыша, он смотрел на причиненное им повреждение, на порванную тунику, край которой по–прежнему сжимал в своей руке. Тут его прошиб холодный пот, и он отпустил девушку.

— Хадасса, — прохрипел Марк, чувствуя, что противен самому себе. — Я не хотел…

Он молча смотрел на ее неподвижное и бледное лицо. Ее глаза были закрыты, и она не шевелилась. Глядя на ее неподвижную фигуру, Марк почувствовал, как у него перехватило дыхание.

— Хадасса! — Приподняв ее за плечи, он убрал с ее лица волосы и приложил руку к сердцу девушки, испугавшись, как бы ее Бог не наслал на нее смерть, чтобы спасти ее чистоту. Но, ощутив биение ее сердца, он почувствовал облегчение, затем на смену ему пришло болезненное чувство, когда до Марка дошла мысль о том, что он едва не изнасиловал ее.

Хадасса стала приходить в себя, и Марк, будучи не в силах смотреть на нее, положил ее на диван и встал. Подойдя к столу, он налил себе из кувшина вина и жадно выпил. Вино показалось ему горьким, как желчь. Испытывая сильную дрожь, он оглянулся и увидел, как Хадасса встает. На ее лице отражалась боль. Он налил еще вина и протянул ей.

— Выпей, — сказал он, передавая ей кубок. Она взяла его трясущимися руками. — Наверное, твой Бог хочет оставить тебя девственницей, — сказал Марк, содрогнувшись от грубости собственных слов. Во что же он превращается, если едва не изнасиловал любимую женщину? — Выпей, — уныло повторил он и почувствовал дрожь ее пальцев, прикоснувшись к ним. Сгорая от стыда, он взял ее руки в свои и опустился перед ней на колени.

— Не знаю, что на меня нашло… — сказал он, и в его голосе звучала боль, потому что он понимал, что это не может быть оправданием. Хадасса не смотрела на него, но по ее щекам текли слезы тихие ручейки слез — и его сердце едва не остановилось. — Не плачь, Хадасса, не плачь. Прошу тебя. — Он сел рядом с ней и хотел было обнять ее, но побоялся. — Прости меня, — сказал он, дотронувшись до ее волос. — Ничего ведь не случилось. Не нужно плакать. Кубок выпал у нее из рук ударился об пол, разлив по мрамору кроваво–красное вино. Хадасса закрыла лицо руками, ее плечи вздрагивали.

Проклиная себя, Марк встал и отошел от нее.

— Моя любовь никогда не была милосердной или долготерпеливой, — сказал он, осуждая себя. — Я никогда не хотел причинить тебе боль. Клянусь тебе! Я не знаю, что произошло… Я никогда раньше не был таким безрассудным.

— Но ты остановился, — внезапно сказала она.

Он оглянулся на Хадассу, удивленный тем, что она вообще заговорила с ним. Она неотрывно смотрела на него твердым взглядом, несмотря на то что продолжала дрожать всем телом.

— Ты остановился, и Господь благословил тебя…

Ее слова привели Марка в бешенство.

— Не говори мне о своем Боге! Будь Он проклят! — с горечью в голосе воскликнул он.

— Не смей так говорить, — прошептала Хадасса, и ее сердце исполнилось страха за него.

Марк снова подошел к ней и заглянул ей в глаза.

— Неужели ту любовь, которую я к тебе испытываю, ты называешь благословением? — Он заметил, что снова больно схватил ее, и разжал руки. Отойдя на несколько шагов, он подавил свои эмоции. — Где здесь благословение, если я хочу быть с тобой и не могу из–за какого–то смехотворного закона? Разве нормально, если человек должен бороться со своими естественными инстинктами? Твоему Богу доставляет радость причинять боль.