Последние слова подействовали наВалентину сродни хлысту. Вмиг на глазах женщины заблестели слезы, и она, нерешаясь хоть как-то возразить, и тем более боясь продолжения гнева Антона,резко отвернулась и без слов выскочила из кабинета, с силой захлопнув за собойдверь.

- И что это было? - севшимголосом, выдохнула Владислава, - ты хоть понимаешь, что опять творишь?

Черт возьми! Конечно, онпрекрасно понимал! Он снова и снова ведет себя мерзко и гадко! И это было самоепротивное. Когда осознаешь, что так нельзя и, тем не менее продолжаешь вестисебя, как придурок. Ради чего? Почему? Чтобы в очередной раз вознести своюгордыню до небес? Показать себя главным, командиром? Не только в плане работы.А во всех смыслах этого слова. Снова строить из себя и судью и господа бога?Какое он вообще имеет на это право! Ведь если так посмотреть, то все имеютправо ошибаться. Никто не исключение. А он сам так вообще... Нашелсявеликомученик, черт бы себя побрал! Столько всего в жизни натворил нелепого...Да и сейчас не исключении. Даже новости о собственных детях умудряетсяиспоганить своими колкими замечаниями, которые никому кроме боли, ничего немогут принести.

- А что ты от меня хочешь? -сопротивления, с которыми Антон так долго жил все-таки не могли вмиг испаритьсяи снова и снова напоминали о себе.

- Ну, ладно со мной ты так, -словно не слыша Громова, продолжала Влада, - я понимаю, что все это отнеожиданности. Но с ней, зачем ты так? Она хоть и знает тебя, как облупленного,но в данном случае эмоции берут верх. Думать о том, почему это ты сказал, онасейчас вряд ли будет. Она твоя мать, Антон! Чтобы ты не говорил и как бы нисопротивлялся! Нельзя так с близкими тебе людьми!

Как же Владислава была права! Нестоит так себя вести! Он должен, по крайней мере, извинится... Обязан!

- Черт! - с силой стукнув кулакомпо столу, Громов резко оттолкнулся, и быстро пересекая пространство кабинета,выскочил в приемную, где вовсю кипела жизнь.

Рядом с Леной толпились еще дведевушки из типографии, что словно не замечая его внезапного появления,продолжали на повышенных тонах обсуждать последние сплетни.

- ... что это с ВДВ?

- Выскочила, как ошпаренная,глаза на мокром месте! Я в жизни её такой не видела! - 'отчитывалась' передостальными Елена.

- Ага, прям на человека сегодняпохожа, а не на непробиваемую мадам, - зыркнув по сторонам, другая девушка,заметив Антона, замолчав, встрепенулась.

- И почему не на рабочих местах?- гневно закричал Громов. Как ему не нравилось все это! Это бесконечные сплетнии болтовня на каждом углу. Это их... ВДВ! - Ну-ка марш по местам! А топоувольняю всех к чертовой матери без выходного пособия!

- Антон Павлович, мы просто... -попыталась оправдаться секретарша.

- Заткнулись все и быстроработать! Я дважды повторять не намерен! И чтобы я больше не слышал этого'ВДВ'! Только Демьяненко Валентина Викторовна! Всем понятно! Иначе услышу, запоследствия не ручаюсь!

С этими словами, мужчина поспешилк кабинету Валентины, краем глаза замечая, как все бросились выполнять егораспоряжения, а именно разбегаться, кто куда. Так-то лучше! Давно стоилопоставить этих куриц на место! А то ведь возомнили себе непонятно что! ВДВ! Онибы еще ему прозвище придумали! Хотя быть может и придумали. Ну и ладно! С этимон будет разбираться позже. А пока...

Зайдя в кабинет без стука,мужчина увидел Валентину, стоящую у окна, спиной к двери, слегка сгорбившись.Её плечи подрагивали. Не нужно быть ясновидящим, чтобы понимать - она плакала.Тихо. Беззвучно. Но плакала. Антон видел её такой впервые в жизни. И, пожалуй,предпочел бы никогда не видеть. Но в этот раз он сам виноват. Впрочем, каквсегда. Ведь кто знает, сколько раз эта женщина вот так вот в одиночествеплакала из-за него же. После подобных сегодняшней, выходок.

- Ну чего ты? Все ведь хорошо, -подходя ближе, и осторожно разворачивая за плечи женщину к себе. Ответа, как иследовало ожидать, не последовало. Лишь полный слез и боли взгляд, что ранил доглубины души. И тогда прижав Валентину к себе, Антон продолжил - ты это... точто я сейчас на тебе сорвался... ты тут не причем. Просто это все было такнеожиданно. Прости меня. За все.

Прости. Одно слово, сказав котороенам зачастую кажется, что мы в полной мере искупаем свою вину. Слово, такоеважное и ненужное одновременно. Ведь вроде бы не сказав его, не извинившись,нет того облегчения и ощущения, что на тебя больше не в обиде. Мы хватаемся занего, как за соломинку, стараясь не думать, что этого порой бывает так мало длянастоящего прощения. Постоянное 'прости' от случая к случаю, и пускайискреннее, но в некотором роде равнодушное 'прощаю', и мы уже перестаем ощущатьвсю ценность последнего. В какой-то миг, получив очередное прощение, мы большене пытаемся чего-то исправлять. Напротив, продолжаем ранить и причинять боль,наверняка зная, что в итоге все равно будем прощены. В этом вся бесполезностьодного 'прости'.

Прощение нужно заслуживать. Несловами. Поступками. Как бы порой это тяжело не было... В другом случае раноили поздно именно оно отдалит самых близких людей. Потому что кто-то в итогеустанет прощать...

- То, что Влада сказала... иты... - хлюпая носом, спустя пару минут, заговорила женщина.

Простила. Ничего не сказала, нопростила. Антон точно это знал. По её голосу. По ответной реакции на объятия,когда она вначале робко прикоснулась, а затем вцепилась в него, словно вспасательный круг. Просто всегда прощала. Всегда, но будет прощать ли впредь?Кто знает, насколько Антон уже исчерпал свой личный лимит доверия. Быть может впоследний раз. Он не может этого знать. И не хочет больше проверять. По крайнеймере, в таких ситуациях...

- Ну что уж там скрывать, будешьбабкой скоро, мать, - усмехнувшись, фыркнул Громов, не особо раздумывая надзначением сказанного, желая только одного - поскорее прекратить эту неловкость,что буквально витала в воздухе.

- Как ты сказал? - вздрогнув,пытаясь заглянуть ему в глаза, с надеждой переспросила Валентина.

- Как-как, внуки говорю, скорогрядут, - попытался отмахнуться.

- Нет, это я уже и так поняла. Яо другом... - замялась виновато женщина.

- Мать? - боясь повторить этотакое простое и одновременно важное, как оказалось, для Валентины слово, нервносглотнув, выдавил Антон.

- Антон, сыночек, - очереднойпоток слез, но уже слез счастья.

Можно снова отмахнуться, что-товозразить. Пояснить, что сказанные им слова не несли такого скрытого смысла,который успела в нем разглядеть сама Валентина. Можно. Но нужно ли? Снова иснова разрушать такую хрупкую надежду. Она всегда его прощала. Быть может порабы и Антону сделать это?

- А внуки, я так понимаю, тебябольше не волнуют? - нахмурившись, попытался перевести тему на любую другую.Более безопасную.