- Мог, наверное. Но кто? Приемныеродители на мое заявление о том, что я все знаю, в ответ выдали то, что вседелалось в мое благо, а я неблагодарный, снова начинаю строить из себя жертву.Опять пошли сравнения с Максимом, который никогда бы так себя не повел...Разговаривать с Валентиной я тогда и сам не горел особым желанием. Да и, как ясейчас понял, не особо пускали её ко мне. Потом она и сама понялабессмысленность этой затеи. А затем мы просто в спешке снова вернулись в Прагу.Какое-то время я пытался жить, как ни в чем не бывало, делая вид, что я ничегоне знаю и знать не хочу. И родители сами, очевидно ощущая свою вину, немногопоутихли, давая мне немного больше свободы. Но в один прекрасный день, когда япришел позже обычного, старая история повторилась. Я снова получил массу упрекови сравнений с Максом, который в отличие от меня, гуляющего, учится и готовитсяк поступлению. Это стало последней каплей. Так жить я больше не мог. Закончивуниверситет, я вернулся в Киев. Знаешь, как ни странно, но тогда мне здоровопомог Павел. Устроиться, заняться собственным делом и почти втайне от Ларисыпереписал на меня этот дом. Вообще он хороший мужик, и я не смотря ни на что,именно его считаю своим отцом. Не знаю, быть может еще и потому, что того,биологического, после всего, отцом считать вообще нельзя.

- А мать? - осторожно, понимаякакую боль приносит этим упоминанием, все же не могла удержаться девушка.

- Что мать? - криво усмехнулсяАнтон, уткнувшись подбородком в затылок любимой, - есть ли она у меня? Ларису япо обстоятельствам, не смотря на то, что до определенного времени считалтаковой, не могу называть больше матерью.

- А Валентина Викторовна?

- Знаешь, Влад, слишком долговремени я считал её предательницей, чтобы в один миг вот так вот простить ипризнать. Хотя... не скрою, что пускай в свое время она так и не решиласьрассказать мне свою историю, именно она всегда помогала и поддерживала. Дажепотом. И в создании компании тоже. И я её не отталкивал. А зачем? На тот моментя считал, что если она хочет искупить свою вину, то пускай искупает. Нет,поначалу были и крики и обвинения с моей стороны. А она... знаешь, она все этотерпела, стиснув зубы. Лишь в глазах всегда была немая мольба и боль. Но развемог я тогда обращать на это внимания. Нет, конечно. Я всегда считал еёвиноватой во всех своих бедах, и не упускал случая лишний раз напомнить иподдеть. Потом со временем все как-то поутихло. Я уже перестал воспринимать её,как предателя. Лишь сухое и намеренно вычурное 'тетя' с моей стороны, чтобылишний раз подчеркнуть, что она упустила свой шанс и больше никогда не станетдля меня настоящей матерью. И извечная забота с желанием опекать с ласковым'Антоша' с её... И нескончаемое терпение, судя по всему следую девизу - 'Водакамень точит'. Привычные и давно устоявшиеся отношения, менять что-то в которыхвряд ли когда-то представится возможным. Даже после рассказа няни.

- Антон, а может все-таки стоитхотя бы попробовать что-то поменять? Я же вижу, как Валентина переживает. Итеперь я понимаю, почему конкретно. Да и ты...

- Влад, не нужно вот этого! -привычно резко оборвал Громов, - поздно уже что-либо менять. Слишком поздно.

- А приемные родители? К тому жевыходит, у тебя есть сестра, - понимая, что сейчас давить бесполезно, и Антоностанется при своем мнении и никак его не переубедить, пока сам не поймет, чтокогда-то придется выбираться из этого безумного тупика, в который они загналисам себя по ошибке, в поисках лучшей жизни.

- Не знаю. С ними я лет шесть невиделся уже. Точнее с Павлом иногда бывает, встречаемся от случая к случаю,когда он порой наведывается в Киев. Что касается Ларисы, то тут нет. Посленашей с ней последней крупной ссоры, готов поспорить, она вздохнула соблегчением, что больше не нужно притворяться и строить из себя заботливуюмать. А сестра... Да, есть. Только, как оказалось, двоюродная. Она уже должнобыть взрослая. Последний раз мы виделись, когда ей было лет восемь. Мелкая,занудная и избалованная. А сейчас, скорее всего, вся в мать, и с жуткимхарактером.

- Кто бы говорил, - неудержавшись, поддела в шутку девушка.

- Влад, я мужчина, - нервноперебил Громов, - а девчонке нельзя быть такой бескомпромиссной и эгоистичной.

- Антон, ты опять?

- Влад, ну согласись, что этореально слишком.

- Не знаю, быть может ты и прав,- забравшись к любимому на колени, и обвив руками его за шею, Владислава,перебирая между пальцами непослушные волосы, осторожно спросила - Антон, а тыне хотел бы с ними встретиться и нормально обо всем поговорить? Попытатьсяпонять?

- Я ужу однажды поговорил. С меняхватит! - начиная злиться, прикрикнул Громов, - надоело мне все это! И вообщечто мы обо мне и обо мне! Я уже рассказал тебе обо всем. Теперь твоя очередь.Ты, кажется, в машине что-то говорила...

- Антон, я не знаю, каксказать... - прикрыв глаза, девушка мысленно сосчитала до десяти, пытаясьсобраться с духом.

Она ведь уже и забыла, что еёждет важное признание, полностью окунувшись в прошлое Антона. Хотя теперь,услышав его историю, страх сам собой стал медленно растворяться. Отчасти отпонимания, откуда взялась эта стена холодности и циничности любимого. Послетакого вообще удивительно, что он не сломался. Но видно, каждый выбирает свойпуть. Пасть под обстоятельствами, либо ожесточится и доказать всем, что ты исам чего-то стоишь. Антон выбрал второе. В противном случае, кто знает, свелабы их судьба. В любом случае вряд ли эта встреча обернулась тем, во чтовылилась сейчас. Она ведь любит его такого. С его злостью и эгоизмом, эгоизмоми жестокостью. А теперь еще, как оказалось, со своими личными трагедиями ислабостями. И теперь Влада больше не боялась, как он может воспринять её слова.Ведь вслух он может сказать что угодно. Но внутренне... она знает наверняка, онне может не обрадоваться. Или же снова оттолкнуть. Не настолько этот мужчинажесток...

- Говори, как есть, - нежнопригладив Владиславе волосы, попросил Громов, - я же рассказал все как есть, икак видишь, ничего смертельного.

- Просто понимаешь, этотобморок... - серьезно всматриваясь в любимое лицо, замялась девушка, - он вовсене от впечатлительности...

- Так, - нахмурившись, Антон вмигподжался, и резко подхватившись, увлекая за собой Владиславу, прикрикнул, - ипочему ты молчала? Что-то серьезное? Я так и знал... Вот вечно из-за своегоэгоизма не замечаю ничего! - обеспокоенный голос, хмурый взгляд и поспешные ирваные поглаживания волос, переходящие к вискам, щекам, и поднимающиесяобратно, - нужно было сразу вести тебя в больницу. А я, идиот, делить тебя нехотел ни с кем! Ну, точно, придурок!

- Антон, тише, все нормально... -попыталась унять беспокойство мужчины Владислава, - все совсем не так страшно,как ты думаешь и не нужно...

- Не нужно, - перебил Громов, - ясам знаю, что нужно, а что не нужно! Ты главное не переживай, все будет хорошо!Я что-нибудь придумаю... Боже... Громов, что делать, что делать... -обезумивший и невидящий взгляд, словно сквозь Владу, и невнятное бормотание.Казалось, что сейчас он не видит и не слышит ничего вокруг, полностью зациклившисьна своих переживаниях.