От слов короля Анне сделалось страшно, и ей стоило большого труда улыбнуться своим плачущим дамам.

– Это все к лучшему, – сказала она им, – тем скорее я снова буду вынашивать ребенка, и уж тот сын будет бесспорно законным, в отличие от этого, зачатого при жизни вдовствующей принцессы.

Нэн Сэвилл взяла руку королевы и пожала.

Два дня Анна пролежала в тягостных раздумьях, желая, чтобы Генрих пришел к ней, и опасаясь, не потеряла ли его навсегда. Когда она наконец встала с постели и посмотрела в зеркало, то ужаснулась, увидев смотревшую оттуда худую, изможденную старую женщину. Ей было тридцать пять, она больше не та соблазнительная юная дева, завлекшая короля в ловушку, и никогда ей теперь такой не быть.

Много раз Анна раскаивалась в необдуманных, полных упрека словах, которые бросила королю, и боялась, вдруг он решит, что она так же не способна вынашивать сыновей, как Екатерина. Неужели он сейчас ищет предлог для аннулирования брака и объявления их дочери бастардом? У Анны не было таких могущественных друзей, как у Екатерины, – и вообще было мало друзей, – так что защитников у нее найдется немного. Без Генриха она станет предметом насмешек, объектом клеветы и ненависти; некоторые захотят ее крови.

В начале февраля Анне сообщили, что король уехал в Лондон на празднование Масленицы и для участи в заседаниях парламента.

Генрих не взял ее с собой. Значит, он все еще зол на супругу. Она плакала, вспоминая то время, когда он не желал расстаться с ней даже на час. Единственным утешением было то, что король не имел возможности взять с собой эту стерву Сеймур. Двор королевы находился в Гринвиче, и королю пришлось ради приличия оставить Джейн здесь. Все это время она где-то пропадала, стараясь лишний раз не показываться на глаза своей госпоже.

Компанию Анне составляли только ее дамы, которые, казалось, ни о чем другом не могли говорить, кроме как о помолвке и грядущей свадьбе Мадж. Норрис поддался обольщению и попросил ее руки. Их семьи дали согласие, и Мадж, забыв о сдержанности, сияла от счастья. Анне хотелось кричать. Норрис не любил Мадж. Он любил ее, Анну. Это можно было прочесть в его глазах всякий раз, как он заговаривал с ней. Ревность, как острый нож, пронзала насквозь.

Каждый день Анна горевала о своих утратах: ребенке, любви Генриха и Норриса. Спокойствие и счастье стали для нее почти недостижимыми. Теперь она жила в постоянном страхе и под давлением всепоглощающего чувства жизненного поражения.

Из дворца Йорк один за другим прибывали гонцы, доставлявшие пакеты и письма.

– Это все для Джейн, – шепнула Мадж.

Ревность терзала Анну. Она постоянно следила за Джейн и набрасывалась на нее за мельчайшее упущение в исполнении обязанностей, однако это не стирало довольной улыбки с лица девушки. Однажды ей даже хватило наглости надеть новый, украшенный драгоценными камнями медальон. Догадываясь, кто его прислал, Анна пошла на открытое столкновение.

– Это дорогая вещь. Дайте мне посмотреть, – потребовала она.

Джейн глядела на нее с вызовом, явно не желая подчиняться, тогда Анна потеряла терпение и сорвала украшение. Она дернула за цепочку с такой силой, что поранила ладонь. Из пореза сочилась кровь, но Анна дрожащими руками открыла медальон и обнаружила внутри миниатюрный портрет Генриха. Слезы затуманили ее взгляд.

Она сунула медальон в руки Джейн:

– Возьмите это! И его тоже! Он вас приветит!

Невероятным облегчением стало сообщение Джорджа, приехавшего сказать, что парламент отдает в распоряжение Анны два королевских поместья.

– Значит, я еще не окончательно впала в немилость, – заметила она, стараясь не вспоминать о том, что сделал ее любимый брат.

– Король одобрил дарение. Кажется, его гнев утих, и он не намерен разрывать брак с тобой.

– Значит, госпожа Сеймур – всего лишь еще одно преходящее увлечение. Слава Богу! Эта девица причинила мне столько страданий, выставляя напоказ подарки короля.

– Анна, послушай, – Джордж смотрел на нее с каким-то особенным сочувствием, – я поражен, в какой печали застаю тебя. Ты так исхудала. Ешь побольше. Следи за волосами и платьем. Пусть у тебя на лице будет смелая улыбка. Ты можешь отвоевать короля! Один раз ты уже завладела его сердцем, так сделай это снова.

– Это нелегко, когда он в Лондоне, а я здесь.

– Я постараюсь, чтобы он тебя вызвал, – обещал Джордж. – Положись на меня.

Через несколько дней пришел вызов. Джордж сыграл свою роль. Теперь очередь за ней. Анну нарядили в роскошное платье из черного бархата с меховыми нарукавниками и низким вырезом, расшитым черным шелком и жемчугом. На шею в знак гордости своим происхождением и статусом королевы она надела подвеску в форме буквы «Б» – одно из своих любимых украшений. Она была все еще слишком худа, но черное платье ей шло. Чтобы подчеркнуть свой ранг, волосы Анна оставила распущенными, но их, как обычно, унизали драгоценными камнями.

Генрих принял ее любезно, окинул с ног до головы одобрительным взглядом, но все же избегал встречаться с ней глазами.

– Для меня большая радость вновь видеть вашу милость, – сказала Анна.

– Надеюсь, вы вполне оправились. – Держался он отстраненно.

– Я чувствую себя очень хорошо, сир.

– Ваш брат сказал, что вы несчастны в Гринвиче, и я подумал, вам будет приятно отпраздновать вместе со мной день Святого Матфея.

– Для меня это будет большой честью и радостью, – ответила Анна.

Порадовало ее и то, что в день торжеств нигде не было видно Джейн.

Генрих был добр с Анной. Почти каждую ночь приходил в ее опочивальню, и она начала надеяться, что еще не все потеряно. Судя по прошениям, которые Анна получала, многие продолжали верить, что она имеет влияние на короля. И она старалась никому не отказывать.

Решив быть хорошей матерью, Анна послала за Елизаветой и потратила много денег на наряды для маленькой девочки: чепчики из пурпурного, белого и алого атласа, золотые сетки для волос, ленты для кос и миниатюрные придворные платья из бархата и дамаста. Она научила дочь обращаться со шлейфом. Наблюдая за тем, как Елизавета ходит по комнате на нетвердых еще детских ножках, высоко подняв голову, а следом за ней волочится по полу длинный дамастовый шлейф, Анна почти любила дочь.

Появились признаки того, что император рассчитывает на союз с Генрихом.

– Если он сделает мне предложение и условия буду приемлемыми, я охотно соглашусь, – сказал Анне Генрих. – От своего агента в Риме я узнал, что папа Павел готов объявить об отлучении меня от Церкви. Дружба Карла может предотвратить это. Не то чтобы я беспокоился из-за действий епископа Рима, но остальной христианский мир к нему прислушивается. Со мной могут начать обращаться нечестно, раз я выброшен из их стаи.

«А что будет со мной? – подумала Анна. – Император меня ненавидит, я камень преткновения для этого альянса».