Степанову еще повезло. Борьба с религиозным дурманом была довольно суровой, так что из комсомола за подобные вещи могли и исключить. Участие в религиозных обрядах, ношение крестов, посещение церкви воспринимались как нечто контрреволюционное. В августе 1925 года «сестрам по уходу за больными», так именовались теперь бывшие «сестры милосердия», запретили «ношение косынок в виде монашеских».

Возможно, на такие крайности людей толкала не только нетерпимость, но и то сопротивление, которое оказывала человеческая среда новым веяниям. Пионеров, комсомольцев обыватели не жаловали и при случае всячески досаждали им. Нередко из-за вступления сына или дочери в пионеры или комсомол в семье возникали ссоры. Появилась даже частушка, которую пели комсомольцы, обращаясь к отцу — матери:

Масло в огонь подливали довольно злые и кощунственные частушки, которые в пылу атеистического задора сочиняли комсомольские поэты:

Влияния церкви подобное творчество не ослабляло. Наоборот, к ней, как это обычно бывает в таких случаях, потянуло всех недовольных советской властью. Нужно было народ от церкви отвлечь, заменить старые церковные обряды новыми, советскими.

И появились «Комсомольское рождество», «Комсомольская пасха» и пр. Даже свадьба стала «красной». В январе 1925 года в клубе «Кожевник» состоялась такая «красная свадьба». В газете «Правда» сохранилось ее описание. Был в тот день клуб ярко освещен и украшен, сообщала газета. С пяти часов начал к нему стекаться народ. Набилось битком. В зале большой стол покрыт красной скатертью. За столом молодые, председатель исполкома, делопроизводитель отдела загса, по бокам — члены ячеек. На скамейках родные, знакомые молодых с красными бантами. Над столом, против публики, портрет Ильича. Председатель объявляет свадьбу открытой. Звучит «Интернационал». Под общий шум, визг женщин и крики представители разных организаций приветствуют брачующихся. Жениху и невесте, как застрельщикам нового, преподносят в качестве подарка две книги: «Историю РКП(б)» Зиновьева и «Речи и статьи В. И. Ленина». Жених в ответном слове благодарит за ценный подарок и говорит о борьбе с пережитками прошлого, поповском дурмане и пр. После него следует доклад о новом быте с цифрами и цитатами вождей, а затем делопроизводитель загса делает соответствующую запись в специальной книге. После этого снова шум, крики, речи и как апофеоз торжества — «Интернационал».

На фабрике «Освобожденный труд» новобрачным на такой «красной свадьбе» после доклада секретаря комсомольской ячейки о новом быте и оглашения договора о совместном семейном союзе были вручены от женотдела одеяло, от заводоуправления — отрез сукна и от политкомиссии — три книжки: «Азбука революции», «Дочь революции» и «Вопросы быта». После торжественной части, то есть заключения брачного союза, собравшимся в клубе был показан спектакль «Драма летчика». Все были очень этим довольны.

Комсомольские свадьбы вообще давали возможность кому повеселиться, кому произнести речь, кому получить подарки, а кому и отчитаться о проделанной работе. Наверное, поэтому эти свадьбы получили довольно широкое распространение. Комсомольские работники стали активно искать пары и вовлекать их в «работу». Вскоре таких активных свах одернули. Их даже стали называть «комсводнями».

Впрочем, для вовлечения широких масс в общественные мероприятия, помимо свадеб, находились и другие поводы, например октябрины, заменившие прежние крестины. Кстати, вместо старого слова «нарекли» появилось новое — «озвездили». Октябрьские звездочки возвращали нам имена живых и ушедших деятелей рабочего движения и революции (Клара — в честь Клары Цеткин, Роза — в честь Розы Люксембург, Фридрих — в честь Фридриха Энгельса и пр.). Проводились октябрины, как и свадьбы, в клубах, при большом стечении народа. Открывал их обычно секретарь комячейки. Потом собрание выбирало президиум. Президиум располагался на сцене, за столом, а около стола садились молодые родители с новорожденным, которого из рук матери или отца принимал в свои объятия все тот же секретарь комсомольской ячейки. Он оглашал перед присутствующими данное младенцу имя и заворачивал его в красное одеяло. Пионеры становились в почетный караул, и собравшиеся хором пели «Интернационал». Секретарь партийной ячейки давал наказ родителям воспитывать нового борца за рабочую революцию и дарил ему какую-нибудь партийную книжицу, например «Манифест коммунистической партии». После него слово для выступления предоставлялось ветерану партии, представителям общественности, а также родителям.

Новые обряды, праздники должны были вытеснить старые, религиозные, а клубы — церкви. Вытеснять церкви клубы стали буквально с первых лет советской власти. Мы уже вспоминали о Старопименовском храме, около которого жил историк Иловайский. Теперь его нет — снесли. На его месте, на углу Воротниковского и Старопименовского переулков, стоит большой серый дом.

«Известия» в 1934 году запечатлели комсомольский клуб, находившийся в этой приходской церкви. Газета писала о том, что храм был передан под комсомольскую аудиторию имени Демьяна Бедного по постановлению рабочих. В аудиторию по воле автора заметки мы попадаем, когда там идет заседание. И что же мы видим? Стены расписаны, как и положено в церкви, ангелами, крестами, святыми и прочими подобающими в таком месте образами и сюжетами, а пониже, в рамках и окладах, на месте икон, — портреты вождей революции: Ленина, Троцкого, Калинина, Зиновьева и других атеистов. Вдоль стен плакаты: «Религия — опиум для народа» и другие в том же роде. В зимней части храма, слева и справа от входа, ряды щитов со стенными газетами фабрик, заводов и организаций. Среди них такие как «Молот», «Молодые грызуны», «Свердловка», «Пачка» (газета табачной фабрики «Дукат»), «Красный шип» (газета завода «Шарикоподшипник») и др. На алтарях плакаты, портреты лейтенанта Шмидта, изречения вождей. В летнем храме, в открытых Царских вратах, в позолоченном иконостасе портрет Карла Маркса. Рядом портреты Ленина, Троцкого, Либкнехта. На амвоне стол, покрытый красным сукном. Северные врата закрыты красным знаменем. В алтаре, как и в зимнем храме, пусто. На иконе против Царских врат надпись «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».

Заседание закончилось. Один из его участников сел к пианино, заиграл что-то веселенькое. Девушки стали танцевать… Так проводили время в бывшем храме его новые хозяева.

Не один Старопименовский храм стал молодежным клубом. Оформление клубов было примерно одинаковым, разве что лозунги немного отличались. Были, например, такие: «Рабочая молодежь, готовься к помощи западным комсомольцам!», «Молодежь Запада готовится к решительным боям!», «Да здравствует смычка города и деревни!». Тогда, в середине двадцатых годов, многие коммунисты еще надеялись на победу мировой революции. Троцкисты же вообще не представляли без нее победу социализма в нашей стране. Что же касается лозунгов, то их было много и все они куда-то звали, о чем-то предупреждали, кого-то обвиняли. Со стен, заборов, страниц газет и журналов бросались людям в глаза такие: «Рабочий-комиссар разбил буржуазию на фронте военном, рабочий-диктатор победил буржуазию на фронте хозяйственном», «В пятилетнюю годовщину зорко смотри за врагом, рабочий, крестьянин, красноармеец», «Церковь — агентура империализма», а на той же Иверской часовне — «Религия — опиум для народа». Были и довольно занятные, например: «Шушуканье по углам — преступление, которое надо выжигать каленым железом!» или «Кто в наши дни (это 1929 год) складывает на груди руки — предатель рабочего дела. Кто слишком много машет ими — подозрителен».