Она снова непроизвольно отвела глаза. С ее сигареты сорвалась струйка дыма, которую тут же подхватил ветер.

Я наклонился вперед, в повисшую между нами тишину:

– Теперь это уже почти не имеет значения. У тебя нет нужных навыков, чтобы взорвать нас где-нибудь на полпути к Латимеру, а после того, как мы туда доберемся, ты меня больше уже никогда не увидишь. Не увидела бы. А вот теперь, оказывается, ты с нами и не летишь. Как я и сказал, мне любопытно.

Ее рука шевельнулась, словно сама собой. Таня затянулась, механически выдохнула дым. Ее глаза были устремлены на что-то невидимое с того места, где сидел я.

– Как давно ты об этом знаешь?

– Как давно? – я задумался. – Честно говоря, мне кажется, я знал с того самого дня, как мы вытянули тебя из лагеря. Не мог определить, что именно, но понимал, что что-то не так. Кто-то уже пытался вытащить тебя до нас. Комендант лагеря случайно обмолвился об этом перед тем, как снова уйти в отключку.

– Какая нетипичная для него разговорчивость, – снова затянувшись, она с шумом выпустила дым сквозь стиснутые зубы.

– Ну что ж поделаешь. Потом еще, разумеется, эти твои приятели на рекреационном уровне «Мандрейк». Вот тут мне, конечно, надо было все сразу просечь. Это ж старый как мир проститутский трюк. Взять лоха за член, завести в темный переулок и сдать на руки сутенеру.

Она дернулась. Я выдавил усмешку:

– Извини. Фигура речи. Просто чувствую себя дураком. Скажи-ка, а ствол, приставленный к твоей голове, – это было как, для отвода глаз или всерьез?

– Не знаю, – она покачала головой. – Это были бойцы революционной гвардии. Боевики Кемпа. Они прикончили Дэна, когда он напал на их след. Убили, сожгли стек и продали тело на запчасти. Рассказали мне об этом, пока мы ждали тебя. Может, чтобы напугать, не знаю. Думаю, они скорее пристрелили бы меня, чем отпустили.

– Да уж, они были зашибись как убедительны. Но ты все равно их вызвала, да?

– Да, – сказала она самой себе, будто впервые осознавая истину. – Вызвала.

– Не хочешь объяснить почему?

Она еле заметно шевельнулась, то ли слегка качнув головой, то ли просто поежившись.

– Ладно. Не хочешь хотя бы объяснить как?

Она взяла себя в руки и посмотрела на меня:

– Кодированный сигнал. Договорилась с ними, когда вы с Яном ходили примериваться к «Мандрейк». Сказала ждать отмашки и позже позвонила из своей комнаты в Башне, когда уже была уверена, что мы точно отправляемся в Дангрек, – по ее лицу скользнула улыбка, но голос оставался бесстрастным, как у машины. – Оформила заказ на нижнее белье. По каталогу. Под видом номера – локационный код. Элементарщина.

Я кивнул:

– Ты всегда была кемписткой?

Она нетерпеливо поерзала.

– Я не местная, Ковач. У меня нет никаких политических… У меня здесь нет никаких прав на политические пристрастия, – она метнула на меня сердитый взгляд. – Но бога ради, Ковач. Это же все-таки их долбаная планета, так ведь?

– Смахивает на политические пристрастия, как по мне.

– Ну да, здорово, наверное, не иметь никаких убеждений, – она сделала еще несколько затяжек, и я заметил, что ее рука слегка дрожит. – Хотела бы я быть таким же высокомерным безразличным морализатором, как ты.

– Ну это легко нарабатывается, Таня, – я почувствовал, что невольно начинаю оправдываться. – Поработай военным советником у Джошуа Кемпа, когда Индиго-сити разрывают на части массовые беспорядки. Не забыла еще милашек ингибиторов, которых на нас напустил тогда Каррера? Первый раз я увидел их в действии на Санкции IV, когда гвардейцы Кемпа применили их во время протестов торговцев артефактами в Индиго-сити за год до начала войны. Максимальная мощность, непрерывный разряд. Никакой пощады эксплуататорским классам. Поучаствуешь несколько раз в разгоне беспорядков и сразу станешь довольно-таки безразличной.

– И ты, значит, решил переметнуться, – в ее голосе звучало такое же презрение, что я слышал тем вечером в баре, когда она спровадила Шнайдера.

– Ну не сразу. Какое-то время я раздумывал, не убить ли Кемпа, но это того не стоило. Его место бы занял какой-нибудь родственник или другая сука из верхушки. А на ту пору уже стало более-менее очевидно, что война неизбежна. Как говорит Куэлл, эти вещи должны идти своим гормональным путем.

– И это и есть твой способ выжить? – прошептала она.

– Таня. Я с тех пор только и делал, что пытался выбраться.

– Я… – она содрогнулась. – Я же видела все своими глазами, Ковач. В Лэндфолле, во время перестрелки в офисе того промоутера, в Башне «Мандрейк», на побережье в Дангреке, где ты расправился со своими же собственными товарищами. Я… я завидовала тебе. Тому, как ты можешь уживаться сам с собой.

Не найдясь с ответом, я схватился за свой кофе с виски. Вардани, похоже, не заметила моего замешательства.

– А я вот не могу, – беспомощный, обороняющийся жест. – Я не могу выкинуть их всех из головы. Дхасанапонгсакула, Арибово, остальных. Я даже, по большей части, не видела, как они умирали, но они… все продолжают… – она с усилием сглотнула подступивший к горлу ком. – Как ты понял?

– А вот сейчас не отказался бы от сигареты.

Она безмолвно вручила мне пачку. Я прикурил и затянулся, но никакого облегчения не почувствовал. Организм был так измотан радиацией и препаратами Роспиноджи, что было бы удивительно, если бы облегчение вдруг наступило. Привычное действие слегка успокаивало нервы, только и всего.

– Интуиция посланников работает иначе, – сказал я медленно. – Как я уже говорил, было понятно, что что-то не так. Просто не хотелось в это верить. Ты, кхм, ты производишь хорошее впечатление, Таня Вардани. Какая-то часть меня отказывалась верить, что это ты. Даже после того, как ты устроила саботаж в грузовом отсеке.

– Вонгсават сказала… – начала она.

– Да, я знаю. Она до сих пор считает, что это дело рук Шнайдера. Я ее не разубеждал. Я и сам практически не сомневался, что это Шнайдер, после того как он дал деру. Как я уже сказал, не хотелось думать, что это могла сделать ты. Когда подозрение пало на Шнайдера, я нацелился на него, как самонаводящаяся ракета. Тот момент, когда я его вычислил в причальном доке. Знаешь, что я почувствовал? Облегчение. Загадка решена, и не надо думать, кто еще может быть причастен. Как тебе такое безразличие, а?

Она не ответила.

– Но оставалась куча ниточек, которые не позволяли объяснить все одним Шнайдером. И подготовка посланника фиксировала странности до тех пор, когда их уже стало невозможно игнорировать.

– Например?

– Например, вот это, – я вытряхнул из кармана портативный стек данных. Мембрана легла на стол, и в проекторе инфокатушки закружились гранулы света. – Очисти экран, будь добра.