Один из журналистов, бравших интервью у Дэнни Эйнджела, спросил:

— Мистер Эйнджел, анализ дорожной ситуации показывает, что машина вашего сына шла на небольшой скорости. Столкновения со встречной машиной не было. Не думаете ли вы, что если бы ваш сын и его девушка были пристегнуты ремнями безопасности, как того требуют правила, они бы остались живы?

— Вероятнее всего, да.

Потом Дэнни еще несколько раз задавали тот же вопрос и получали тот же ответ.

Дорожная служба утверждала: водитель встречного автомобиля, невзирая на собственное скольжение, наверняка видел, что с машиной Джо не все в порядке. Возможно, он даже видел, как она опрокинулась и поехала вниз на крыше. Но этот человек даже не соизволил остановиться. Водитель снегоуборочной машины считал, что встречный автомобиль как будто торопился скрыться, оттого и несся на такой скорости.

О самой катастрофе Дэнни и отец говорили редко, однако повар догадывался, какие мысли обуревают его сына-писателя. Для человека, наделенного творческим воображением, потерять ребенка — не просто проклятие. Это проклятие, усиленное в несколько раз. Доминик чувствовал, как в мыслях его любимый Дэниел терял Джо снова и снова и каждая новая мысленная потеря отличалась от предыдущей. Узнав, что встречная машина была голубого цвета, Дэнни, конечно же, без конца думал о голубом «мустанге», разъезжавшем без водителя. Автомобиль-призрак годами высматривал Джо. (Катастрофа на перевале Бертуд случилась почти через четырнадцать лет после того осеннего утра, когда голубой «мустанг» едва не сбил Джо в переулке, где они с Максом гоняли на велосипедах. Помнится, приятель восьмилетнего Джо утверждал, что несколько раз видел эту машину и всегда — без водителя).

Голубой «мустанг» без водителя, но имевший некую миссию. Мысль о завершении «охоты» на Джо несколько лет терзала воображение Дэнни, как еще раньше его терзали мысленные картины бездыханного двухлетнего карапуза, застывшего на проезжей части Айова-авеню. Наверное, хорошо, что водитель снегоуборочной машины не обладал творческим воображением и не знал ни о какой миссии. Обнаружив мертвое тело Джо в придорожном снегу и дав необходимые показания полиции, водитель из Уинтер-парка через некоторое время забыл о случившемся.

Субботним вечером двадцать третьего декабря, в половине восьмого, ресторан «Патрис» в последний раз открылся под своим нынешним названием. Завтра он закроется на реконструкцию. Зал был забит до отказа. Сияющий Арно подходил к каждому столику и приветствовал всех, как своих родных. Возбуждение хозяина ресторана было заразительным. Всех посетителей уже оповестили о грядущих переменах в ресторане. В новом году их ожидала более непринужденная атмосфера и более демократичное меню.

— И более низкие цены! — повторял Арно, пожимая руки и целуя гостей в щечки.

Когда ресторан откроется снова, даже название будет иным.

— «Патрис» уйдет в историю, — говорил Арно, порхая от столика к столику. — Думаю, новое название вы не позабудете. В нем, как мне думается, будет определенная изюминка.

— Так ресторан будет называться «Изюминка»? — подозрительно косясь на француза, спросил Кетчум.

Старый сплавщик заметно глохнул, особенно на правое ухо (в которое Арно сейчас и говорил). При таком гуле даже с нормальным слухом можно было ослышаться.

«Он в жизни слишком много стрелял», — думал Дэнни Эйнджел. Кетчум называл это явление «ухом стрелка». Но писатель знал, что слух Кетчуму попортила и бензопила. И в какое ухо ни говорил бы ему сейчас Патрис, особого значения это не имело.

— Нет, не «Изюминка»! — кричал Арно. — «Поцелуй волка»!

Наконец Кетчум услышал.

Они с Дэнни сидели за столиком на двоих, возле витрины, так что частично могли наслаждаться видом Янг-стрит. Когда владелец ресторана упорхнул, Кетчум выразительно поглядел на Дэнни.

— Слышал я, что этот французик сказал, — угрюмо начал Кетчум. — Поцелуй долбаного волка! Такое дерьмовое название только писатель мог выдумать!

— Это не я придумал, — возразил Дэнни. — Идея принадлежала Сильвестро, а Патрису она понравилась. И отец тоже ни при чем.

— Горы лосиного дерьма, — отчеканил старый сплавщик. — Похоже, ребятки, вам не терпится, чтобы вас поймали.

— Поймали? По названию ресторана? — удивился Дэнни. — Не смеши меня, Кетчум. Ковбою нас не найти.

— Я всего лишь хочу тебе напомнить, что Карл до сих пор вас разыскивает. Не знаю, зачем вам понадобилось давать ему ориентиры.

Дэнни промолчал. Глупо думать, будто Карл сумеет связать «Поцелуй волка» с фамилией Бачагалупо. Бывший помощник шерифа не знал итальянского!

— Я насмотрелся на волков. И на их жертв тоже, — продолжал старый сплавщик. — Хочешь знать, что такое поцелуй волка? Это когда волк разрывает тебе горло. А если за тобой гонится целая стая, ты вынужден поминутно оглядываться назад. И всегда будет кто-то, готовый вцепиться тебе в горло. Поцелуи волков — это тебе не собачьи лизания!

— Ты что будешь себе заказывать? — спросил Дэнни, чтобы переменить тему.

— Да вот, соображаю.

Кетчум надел очки. (Кто бы мог представить Кетчума в очках!) Но очки не придавали ученого вида его лицу. Шрам от восьмидюймовой сковородки оставался слишком заметным, а борода — густой и спутанной. Клетчатая фланелевая рубаха и шерстяная жилетка напоминали о временах реки Извилистой и никак не вязались ни с крупным городом, ни с утонченной едой.

— Закажу-ка я бараньи котлеты по-французски. Или жареную печенку с картофелем по-юконски… Кстати, что это за хренотень — картофель по-юконски?

— Просто большие картофелины, разрезанные пополам. Экзотика времен золотой лихорадки на Юконе.

— Что у них там еще?.. А-а, вот. Говяжьи ребрышки.

— Говяжьи ребрышки обычно заказывают на двоих, — пояснил Дэнни.

— Потому я их и отметил.

Придя сюда, Кетчум выпил разливного пива «Стим Уисл»[207], после чего переключился на бутылочный эль «Александр Кит»[208]. Эль был больше ему по вкусу.

— Христозапор! — вдруг воскликнул Кетчум. — Ничего себе: бутылочка вина за сто шестьдесят восемь долларов!

Дэнни увидел, что это «Бартоло Массолино»[209]из Пьемонта.