Это медсистема ГИКа, но без ГИКа. Платформа послала по сети сообщение, что работает с фабричными настройками.

Очередная странная аномалия в бесконечной череде какой-то хрени. Это мог быть и трюк, вражеская командная система завлекала нас, чтобы мы положили Элетру на стол и тем самым убили. Правда, Элетра и так умирала, тогда зачем такие сложности?

Я пытался не думать о том, что остатки ГИКа еще здесь и пытаются спасти человека.

Ладно, к черту. Я прекратил дефибрилляцию, подхватил Элетру и отнес ее на стол медсистемы.

Стоило мне ее положить, как над ней сразу же опустился хирургический модуль, присоединив к груди присоску, чтобы запустить сердце, и ко рту приставил сложный дыхательный аппарат. Через шесть секунд она уже дышала самостоятельно, а сердцебиение стабилизировалось. Тонкие щупальца отклеили с раны повязку и бросили ее на пол, а потом начали зашивать кровоточащий разрез на спине.

Аптечка на каталке возмущенно пискнула, а потом заткнулась.

Амена выдохнула с облегчением и вытерла лицо рукавом. Она начала собирать разбросанные предметы из аптечки.

– Так почему же включилась медсистема? – спросила она, запихивая их обратно по контейнерам.

– О том, что здесь происходит, я знаю не больше, чем ты, – ответил я.

Вот почему я положил в потенциально взломанную медсистему неизвестного человека из корпорации, а не Амену или себя. К тому же Элетра все равно умирала.

Мне не хотелось бы, чтобы Элетра и впрямь умерла, как бы тщательно мы ни пытались выполнить все инструкции. Я сожалел и о смерти Раса, но тут мы уже ничего не могли поделать, его убили Цели. Он не был моим человеком, но выскочил передо мной так внезапно, что мне ничего другого не оставалось.

Какие же все-таки неженки эти люди, чтоб им провалиться.

Амена насупилась и подозрительно покосилась на меня.

– Ты точно не ранен? Тебе ведь как-никак выстрелили в голову. А тот серый тоже в тебя стрелял, прежде чем ты вырвал у него легкие?

Не припомню, чтобы нащупал в груди Цели № 2 легкие, но они наверняка были где-то там.

– Это был всего-навсего излучатель.

– Всего-навсего излучатель, – пробормотала себе под нос Амена, очень неумело копируя мой голос и при этом решительно засовывая кислородную маску в неверный отсек аптечки. – Если бы ты так на меня не злился, то понял бы, что я права.

Да чтоб тебя!

– Я на тебя не злюсь.

Ну ладно, это вранье, я на нее злился, хотя и не знаю почему. Не она виновата в том, что она здесь, что мы здесь, она ничего такого не сделала, просто родилась человеком, причем даже не ныла по любому поводу. А как только другой человек выстрелил в меня, прыгнула ему на спину и попыталась задушить.

Амена бросила свои попытки с маской и сосредоточила все внимание на мне:

– А выглядишь рассерженным.

– Просто у меня иногда бывает такое лицо.

Вот чем полезен непрозрачный щиток шлема.

Амена негодующе фыркнула.

– Да, когда ты злишься. – Она помедлила, и я не мог понять выражение ее лица. Но больше уже не раздраженное. – Когда они говорили о тебе, мне следовало быть настойчивее. Прямо как на занятиях по истории и политическому самосознанию. Вряд ли учителя выдумывают, просто… Ну, они используют такие примеры.

Они говорили обо мне так, как всегда разговаривают об автостражах люди, причем еще в довольно мягких выражениях по сравнению с тем, что я слышал от других. Если злиться каждый раз, когда это происходит… Даже не знаю, это как-то… утомительно. И говорить-то об этом утомительно.

– Я на это не злюсь.

– Если ты не злишься, тогда в чем проблема?

Вот теперь я уже рассвирепел:

– В каком порядке перечислить? По мере поступления или по степени риска?

– Я о твоей проблеме! – выпалила Амена, теряя терпение.

И снова этот вопрос. Но полагаю, она не собиралась обсуждать экзистенциальные сложности, вызванные моим существованием.

– Меня ударил по голове неопознанный дрон, а потом подстрелили, ты же сама видела!

– Я не об этом! Почему ты такой грустный и расстроенный?

Теперь даже я увидел, что Амена не просто злится, а еще и в ужасе.

– Ты чего-то недоговариваешь, и это меня пугает! Я не герой, как моя вторая мама, и не гений, как все остальные родственники, а просто обычный человек, и у меня есть только ты!

Этого я не ожидал. Ну очень далеко от того, что, по моему мнению, она хотела сказать на самом деле, но она была так расстроена, что я невольно сказал правду:

– Мой друг погиб.

Амена была поражена и непонимающе уставилась на меня.

– Какой друг? Кто-то из экипажа?

Теперь я уже не мог остановиться:

– Нет, этот корабль. Бот-пилот. Он был моим другом, и его убили. Так я думаю. Если бы он был жив, то не допустил бы всего этого.

Хм, звучало не очень-то разумно.

На лице Амены отразилась сложная гамма чувств. Она шагнула ко мне. Потом попятилась. Остановилась и всплеснула руками.

– Слушай, думаю, тебе лучше присесть, – мягко сказала она.

Теперь она разговаривала со мной как с бьющейся в истерике женщиной. А что еще хуже, я и вел себя как истеричка.

– Нет у меня времени рассиживаться. – Когда я принадлежал Компании, мне не позволялось сидеть. А теперь люди постоянно просят меня сесть. – Мне нужно написать кучу программного кода, чтобы взломать вражескую командную систему.

Амена потянулась ко мне, но отдернула руку, когда я отпрянул.

– Думаю, сейчас ты слишком расстроен.

Это было… совершенно не так. До чего же люди глупы! Конечно, у меня был эмоциональный срыв из-за уничтожения ГИКа, но я полностью пришел в себя, несмотря на падение производительности. Я в полном порядке. И собираюсь убить оставшиеся Цели самым болезненным способом, какой только могу представить. Мне нужно было проверить данные Разведчика № 1, чтобы понять, как мы проходим через кротовую нору и как долго это займет. И тут мне пришло в голову, что у корабля может и не быть конечной точки маршрута, если убийца ГИКа знает, что я уничтожил три Цели, и решил в отместку навечно запереть нас в червоточине.

– Вовсе нет, – сказал я. – Это ты расстроена.

Знаю, знаю, но тогда ответ показался мне релевантным.

Как человек разумный, Амена проигнорировала мои слова.

– А не лучше ли писать код сидя? – довольно убедительно заметила она.

Но мне все равно хотелось поспорить. Или просто не хотелось садиться.

Однако я сел на пол и осторожно поднял чувствительность болевых сенсоров. О да, еще как болит.