В салоне между мусорами шел оживленный спор на какие-то легавые темы. Я не обращал на них никакого внимания и даже не прислушивался к ним, – все внимание мое было устремлено на дорогу. Я слишком хорошо знал эти места. Мог запросто с закрытыми глазами проехать путь по трассе Ростов-Баку, от Махачкалы до Золотого моста, то есть того места, где проходила граница между Дагестаном и Азербайджаном. В те времена Советский Союз был един и неделим, и там не было никаких преград, для того чтобы пересечь эту часть пути, даже не останавливаясь. И вот когда мы проскочили Золотой мост, опять-таки без всяких остановок, я впервые за все время пути серьезно призадумался о главном.

Меня фактически украли из дому, да еще в такой момент, когда я был в трауре. Для этого у мусоров должны были быть очень веские причины. И повезли меня не в райотдел милиции и даже не в другой город, а безо всяких разъяснений, санкции прокурора, если я был арестован, и прочих формальностей меня везли в соседнюю республику, да такой рысью, но зачем? К чему была такая спешка? Кто эти люди, которые сопровождали меня? Что за преступление хотят на меня повесить?

Все эти и множество других вопросов тут же обрушились на меня, едва только машина сделала первые километры по земле Азербайджана, как вдруг я впервые услышал голос старшего из этой своры:

– Видать, жизнь тебя многому научила, Заур, я смотрю, выдержки тебе не занимать. Что, не интересует, куда тебя везут и для чего?

Я смотрел в окно и молчал, как будто меня это действительно не интересовало. В машине стояла тишина, нарушаемая лишь монотонной, жесткой сцепкой резины колес об асфальт. Пауза слишком затянулась, но я упорно молчал, будто немой, всем своим видом давая понять, что мне все безразлично.

Я решил сыграть в отгадайку с этим мусором, но ошибся – он был далеко не подарком. Это открытие меня озадачило еще больше. По манере вести себя, по тому, как он умело вел нить разговора, как бы непринужденно сплетая ее в маленький клубок загадок, и еще по некоторым другим наблюдениям было видно, что человек, пытавшийся разговорить меня, – умный и опытный легавый.

Я знал, что птицы такого полета, как правило, в уголовном розыске ворами не занимаются. За что же меня взяли, пытался понять я тогда.

Но для разрешения этой загадки оставалось уже совсем немного времени. Как раз в тот момент, когда я раздумывал над рядом вопросов: зачем, за что и куда, – на дорожном столбике промелькнула надпись: «Станция Насосная».

Немного проехав вперед, Рашид приказал водителю остановиться и всем выйти из машины. Мы остались вдвоем, и он продолжил свой монолог, недавно прерванный моим молчанием:

– Я почти уверен в том, что через несколько минут тебя ждет продолжение твоих страданий, но хочу также, чтобы ты знал: никогда не сталкиваясь с тобой и даже не понимая почему, я все же тебе симпатизирую. Но мои личные чувства и амбиции ни в коей мере не относятся к моему служебному долгу. Как ты уже, наверное, догадался, я здесь главный. И смогу прекратить пытки, которые тебя ожидают в самом скором времени, только в том случае, если ты дашь признательные показания.

Он закончил говорить так же, как и начал, театрально и в менторском стиле, будто только что окончил чтение монолога из шекспировского «Гамлета». В салоне машины вновь повисла тягучая пауза, но теперь уже я прервал молчание вопросом, который мучил меня всю эту дорогу больше всего, но задать его я постарался с некоторой долей иронии:

– Так в чем же меня хоть обвиняют, если не секрет?

– Советую тебе, Заур, чисто по-человечески, с этим вопросом особо не спешить, ибо уже совсем скоро ты узнаешь ответ на него, – сказал мне Рашид, но речь его в этот момент была проникнута сарказмом. Однако мне тогда было не до того, чтобы обращать внимание на иронию мусора, ибо я уже потихоньку начал понимать, что ждет меня в действительности. Но мог ли я тогда представить, до какой степени ошибался?

Еще некоторое время мы молча сидели в машине, каждый думал о своем, затем Рашид позвал остальных, все вновь заняли свои места, и теперь уже безо всяких остановок машина, заехав в поселок, остановилась у какого-то саманного типа белого, видно, только недавно выкрашенного, одноэтажного здания. Вокруг него со всех сторон росли маленькие, аккуратно посаженные кустарники и очень много деревьев. Это был красивый и ухоженный парк со множеством зелени.

Первым из машины вышел Расим, открыл переднюю дверцу, где сидел я, отстегнул наручник с ручки двери и, пристегнув его на свое запястье, потянул меня молча вперед так, как тянет, наверное, за веревку корову мясник, когда пытается затащить ее под нож. Вот таким несколько странным образом мы и вошли в помещение, которое функционировало как «Штаб дружины».

В коридоре было две двери: одна находилась прямо перед нами, другая – при входе на левой стороне этого небольшого коридора. Мы свернули налево и, открыв вторую дверь, вошли в комнату.

Если называть вещи своими именами, то это была скорее камера пыток, чем просто комната. Сам интерьер этого прибежища сатаны был расположен таким образом, чтобы при входе в него на психику человека могли воздействовать орудия пыток, которые лежали на столе возле стены напротив входящего, и чтобы сразу бросались ему в глаза.

Здесь были настоящие испанские щипцы, как будто специально взятые для пыток напрокат у инквизиторов. Теперь ими просто зажимали голову жертве и могли ее расколоть как грецкий орех. Все зависело от стараний палача и степени его ответственности.

Рядом со щипцами лежали длинные и тонкие сапожные иглы, воткнутые в черный воск так, чтобы их было хорошо видно входящему. Помимо своего прямого назначения их еще можно было загонять под ногти тому, кто имел несчастье находиться в этой комнате.

На столе также лежала бечевка в виде удавки, по крайней мере, мне так показалось. Ну а два толстых резиновых шланга свисали из полного ведра с водой, которое стояло с левой стороны стола.

А вот и смирительная рубашка на стуле, который стоял рядом со столом, у самой стены, с его правой стороны, и имел, как бы это выразиться поточнее, варварское применение, что ли, – это сравнение, наверное, будет самым подходящим.

Посередине этого стула было вырезано отверстие, а внизу находилось специальное приспособление, в которое вставлялась бутылка из-под шампанского (именно и непременно из-под шампанского!), иначе эффект пытки утрачивал свою оригинальность.

При необходимости палач приводил механизм в действие, и бутылка потихоньку поднималась вверх, пока не заходила бедолаге в заднепроходное отверстие и не проникала настолько глубоко в организм, поражая слизистую и разрывая кишечник, насколько палач получал на этот счет приказ.

Сам горемыка при этом был, конечно, намертво прикреплен специальными приспособлениями, которые не давали ему возможности даже пошевелить бедрами.

Этот способ пытки с применением бутылки был исключительной прерогативой азербайджанских стражей порядка. Нигде больше в Советском Союзе, насколько я знаю, подобного рода экзекуции в органах не применялись.