о ком-то, но о ком? Ее одежда тоже показалась ему необычной. Кажется, это просто кожаная шкура, обернутая вокруг тела и обвязанная ремешком. Где же он видел нечто подобное? Нет, никак не припомнить.

Что это она такое сделала с волосами? Похоже, разделила на одинаковые пучки и заплела множество косичек. Ему и раньше встречались женщины с косами, но ее прическа выглядит иначе. Не то чтобы непривлекательно, просто необычно. С первого взгляда на нее он отметил, что она довольно-таки хороша собой. Он решил, что она очень молода – у нее такой невинный взгляд, – но, с другой стороны, фигура у нее как у зрелой женщины, хотя бесформенная шкура и мешает разглядеть ее толком. У него создалось впечатление, будто она старалась не встречаться с ним взглядом. «Почему?» – удивленно подумал он. Джондалар почувствовал себя заинтригованным. Какая удивительная, загадочная женщина.

Она принесла ему миску с бульоном, и, только ощутив его аромат, Джондалар понял, как сильно проголодался. Он попытался сесть, но резкая боль в ноге напомнила ему о том, что он пострадал, и сильно. Казалось, каждое движение вызывает боль во всех уголках тела. И тут он впервые задался вопросом: где это он и как он тут оказался? Внезапно ему припомнилось, как Тонолан направился к ущелью… потом раздался рев… и появился огромный пещерный лев. Просто великан по сравнению с теми, которых ему доводилось когда-либо видеть.

– Тонолан! – закричал он и принялся озираться по сторонам. – Где Тонолан? – В пещере не было никого, кроме женщины. У него сжалось сердце. Он все понял, но отчаянно не желал в это верить. Может быть, Тонолан лежит в другой пещере где-нибудь неподалеку. Может быть, заботиться о нем поручили другому человеку. – Где мой брат? Где Тонолан?

Это слово показалось Эйле знакомым. Именно его мужчина так часто повторял в тревоге, пока метался в бреду. Она догадалась, что незнакомец спрашивает о своем спутнике, и склонила голову в знак почтения перед погибшим молодым человеком.

– Где мой брат, женщина? – Джондалар принялся трясти ее за плечи. – Где Тонолан?

Подобная вспышка привела Эйлу в замешательство. Громкие крики, в которых звучали гнев и горе, все его действия и слова ясно выражали чувства, которые нахлынули на него, и ей стало не по себе. Люди из клана ни за что не позволили бы себе дать волю своим чувствам подобным образом, хотя их переживания отличались такой же силой. Способность владеть собой – вот что красит человека.

Но его сокрушенный взгляд, заострившиеся скулы, изломанная линия плеч поведали ей о том, что он не может смириться с открывшейся ему истиной. Люди, среди которых она выросла, общались между собой не только с помощью нехитрых знаков и жестов. Осанка, положение тела, выражение лица – все это помогало передать оттенки смысла и входило в состав лексикона. Одна-единственная напрягшаяся мышца вносила тонкие нюансы в значение сказанного. Эйла давно научилась понимать язык тела, к тому же страдания, связанные с утратой любимого человека, были ей не в диковинку.

Взгляд ее тоже говорил о тех чувствах, которые она испытывала, о печали и сострадании. Она покачала головой и снова потупилась. Джондалар понял, что невозможно далее отрицать страшную для него правду. Он отпустил Эйлу, и плечи его безвольно поникли.

– Тонолан… Тонолан… ну почему ты не смог вовремя остановиться? О Дони, почему? Почему Ты отняла у меня брата? – надрывно выкрикнул он, пытаясь совладать с терзавшими его болью и отчаянием. Никогда прежде он не испытывал такого глубокого горя. – Почему Ты взяла его к себе и оставила меня в полном одиночестве? Ведь Ты знала, что только его я и любил… по-настоящему. О Великая Мать… Как я буду жить без брата?.. Тонолан…

Эйла хорошо знала, что такое горе, какие муки связаны с ним, и она всей душой желала хоть немного утешить незнакомца. Повинуясь безотчетному порыву, она обняла его и прижала к себе, чувствуя, как содрогается его тело, слыша, как он все повторяет имя погибшего спутника. «Пусть эта женщина незнакома мне, – подумал Джондалар, – но она тоже живое человеческое существо, способное на сочувствие. Она видит, как мне плохо, и пытается помочь».

Прильнув к ней, он почувствовал, как из глубин его существа могучей волной взметнулась в поисках выхода неукротимая сила, совладать с которой так же трудно, как с лавой, извергающейся из жерла вулкана. Он громко зарыдал, и тело его судорожно задергалось. Дикие, истошные крики вырывались из охрипшего горла, и каждый вдох давался ему ценой огромных мучительных усилий.

Он впервые с тех пор, как повзрослел, дал волю своим чувствам. Джондалар с ранних лет приучился держать в узде страсти, клокотавшие в тайниках его души, и избегал открыто проявлять эмоции, но потрясение, которое он испытал в связи с гибелью Тонолана, оказалось слишком сильным, и в памяти его всплыли давнишние тягостные воспоминания.

Серенио не ошиблась, предположив, что его любовь – испытание, которое по силам лишь немногим. Стоило в душе его вспыхнуть гневу, как его начинало нести, и ему удавалось остановиться, лишь дойдя до полного изнеможения. Однажды в отрочестве он натворил немало бед: в порыве праведного негодования сильно искалечил человека. Все его эмоции отличались невероятной силой. Даже матери пришлось в какой-то степени отгородиться от него и молча с сочувствием наблюдать за тем, как друзья со временем начинали сторониться его, потому что он слишком бурно выражал свою любовь, слишком упорно цеплялся за них и требовал от них слишком много. Такими же чертами характера обладал человек, с которым она когда-то жила вместе, у очага которого родился Джондалар. И только его младшего брата ничуть не пугала такая любовь, он радовался ей, и ему всегда удавалось с помощью шутки разрядить напряженную ситуацию.

Когда мать поняла, что ей не справиться с Джондаларом, чье поведение вызывало возмущение у всех обитателей пещеры, она приняла мудрое решение и отправила его жить к Даланару. За время отсутствия Джондалар овладел искусством изготовления различных орудий и научился сдерживать свои эмоции. Он превратился в высокого, мускулистого, на редкость привлекательного мужчину с удивительными глазами, наделенного неповторимым обаянием, коренившимся в глубине его натуры. Женщины первыми догадались о том, что он куда интереснее, чем могло бы показаться, и сочли его неотразимым, но ни одна не совладала с ним. Как бы женщины ни стремились проникнуть в глубины его души, им не удавалось затронуть его сокровенных чувств. Он довольно быстро сообразил, как нужно обращаться с каждой из них, но такого рода отношения казались ему поверхностными и