И в нос вы мне забыли заглянуть, капитан. Там полно замечательной соединительной ткани. Оперировали перегородку, врач кромсал ее, как мясник.

Тогда на это уходило часа два. Сейчас, говорят, делают за двадцать минут.

Заработал это на футбольном поле, капитан, — хотел блокировать мяч и слегка просчитался. Блокировал ногу того парня после того, как он уже ударил по мячу. Пятнадцатиметровый штрафной, и такой же длины кровавый бинт извлекли у меня из носа, дюйм за дюймом, на другой день после операции. Я не хвастаюсь, капитан. Просто рассказываю. Мелочи — это самое интересное.

На третий день тюремщик отпер мою камеру незадолго до полудня.

— Ваш адвокат пришел. Бросайте окурок, только не на пол.

Я спустил окурок в унитаз. Меня отвели в комнату для свиданий. Там стоял высокий и бледный темноволосый человек и смотрел в окно. Человек обернулся. Подождал, пока закроется дверь. Потом сел возле своего портфеля в конце изрезанного дубового стола, который плавал еще в Ноевом ковчеге. Ною он достался уже подержанным. Адвокат открыл серебряный портсигар, положил перед собой и окинул меня взглядом.

— Садитесь, Марло. Сигарету хотите? Меня зовут Эндикотт. Сюэлл Эндикотт. Мне даны указания представлять вас, без затрат с вашей стороны. Вы ведь хотите отсюда выбраться?

Я сел и взял сигарету. Он поднес мне зажигалку.

— Рад видеть вас снова, мистер Эндикотт. Мы познакомились, когда вы работали прокурором. — Он кивнул.

— Не помню, но вполне возможно. — Он слегка улыбнулся. — Та работа была не совсем по мне. Наверное, во мне маловато тигриного.

— Кто вас прислал?

— Не имею права сказать. Если вы согласитесь на мои адвокатские услуги, об оплате позаботятся.

— Понятно. Значит, они его нашли.

Он промолчал, не спуская с меня глаз. Я затянулся сигаретой. Он курил эти новые, с фильтром. На вкус они были, как туман, процеженный через вату.

— Если вы говорите о Ленноксе — а это, конечно, так, — промолвил он, — то нет, его не нашли.

— Тогда почему такая таинственность, мистер Эндикотт? Почему нельзя узнать, кто вас прислал?

— Это лицо желает остаться неизвестным. Имеет на это право. Вы согласны?

— Не знаю, — сказал я. — Если они не нашли Терри, зачем меня здесь держат? Никто меня ни о чем не спрашивает, даже близко не подходит.

Он нахмурился, разглядывая свои длинные и холеные пальцы.

— Этим делом занимается лично прокурор Спрингер. Может быть, он пока слишком занят. Но вам полагается предъявить обвинение и провести предварительное слушание. Я могу взять вас на поруки до суда. Вы, вероятно, знаете законы.

— Меня задержали по подозрению в убийстве. — Он раздраженно передернул плечами.

— Это перестраховка. Они, вероятно, имеют в виду сообщничество. Вы ведь отвезли куда-то Леннокса?

Я не ответил. Бросил на пол безвкусную сигарету и насупился.

— Допустим, что отвезли — это предположение. Чтобы объявить вас сообщником, они должны доказать, что вы поступили так намеренно. То есть якобы знали, что совершено преступление, и Леннокс хочет скрыться от правосудия. Все равно вас можно взять на поруки. На самом деле вы, конечно, свидетель. Но в нашем штате свидетеля можно держать в тюрьме только по предписанию суда. Он не является свидетелем, пока этого не подтвердит судья. Однако полиция всегда находит способ поступить, как ей угодно.

— Вот именно, — сказал я. — Сыщик по имени Дейтон меня стукнул. Капитан по имени Грегориус плеснул в меня кофе, ударил меня по шее, едва не порвав артерию — видите, как распухло? — а когда звонок от начальника полиции Олбрайта помешал ему отдать меня костоломам, плюнул мне в лицо. Вы совершенно правы, мистер Эндикотт. Эти ребята всегда поступают, как им угодно.

Он с подчеркнутым вниманием взглянул на часы.

— Так хотите выйти на поруки или нет?

— Спасибо, пожалуй, нет. Тот, кого берут на поруки, для общественного мнения уже почти виновен. Если его потом оправдывают, значит, у него был ловкий адвокат.

— Это глупо, — заявил он с раздражением.

— Ладно, пусть глупо. Я дурак. Иначе я бы здесь не сидел. Если вы связаны с Ленноксом, передайте, чтобы он перестал обо мне беспокоиться. Я здесь не ради него. Я здесь ради себя. И не жалуюсь. Это условия игры. Такой у меня бизнес — люди приходят ко мне со своими неприятностями — большими или маленькими, но они не хотят обращаться с ними в полицию. Пойдут они ко мне, если любой костоправ с полицейским значком может вывернуть меня наизнанку и сделать из меня слабака?

— Я вас понял, — медленно произнес он. — Но позвольте внести одну поправку. Я не связан с Ленноксом. Почти не знаком с ним. Я служитель правосудия, как все адвокаты. Если бы я знал, где Леннокс, то не стал бы скрывать это от прокурора. В лучшем случае я мог бы, предварительно с ним переговорив, передать его властям в условленном месте.

— Никто другой не стал бы посылать вас сюда мне на подмогу.

— Вы обвиняете меня во лжи? — Он потянулся под стол, потушить окурок.

— Припоминаю, что вы, кажется, из Виргинии, мистер Эндикотт. У нас в стране исторически сложилось убеждение насчет виргинцев. Мы их считаем цветом южного рыцарства и чести.

Он улыбнулся.

— Неплохо сказано. Хорошо бы, если было так на самом деле. Но мы теряем время. Будь у вас крупица здравого смысла, вы бы сказали полиции, что не видели Леннокса уже неделю. Не обязательно, чтобы это было правдой. Под присягой вы рассказали бы, как обстоит дело в действительности. Врать полиции законом не возбраняется. Она ничего другого и не ожидает. Им гораздо приятнее, когда вы им лжете, но не отказываетесь говорить. Отказываясь, вы оспариваете их власть. Что вы надеетесь этим доказать?

Я не ответил. Отвечать, собственно, было нечего. Он встал, взял шляпу, защелкнул портсигар и спрятал его в карман.

— Вы для них разыграли целый спектакль, — холодно произнес он. — Настаивали на своих правах, ссылаясь на закон. Зачем было хитрить, Марло?

Вы же человек бывалый. Закон и справедливость — вещи разные. Юстиция — далеко не идеальный механизм. Если нажимать только на нужные кнопки, да еще если вам повезет, то в результате можно иногда добиться справедливости.

Закон с самого начала был задуман именно как механизм. По-моему, вы не настроены принимать ничью помощь. Так что я отбываю. Передумаете, дайте мне знать.

— Я потяну еще денек-другой. Если они поймают Терри, им будет все равно, как он там сбежал. Их будет интересовать только суд, из которого они устроят настоящий цирк. Убийство дочери мистера Харлана Поттера — этот материал пойдет на первых страницах по всей стране. Такой артист, как Спрингер, может въехать на этой волне прямо в кресло генерального прокурора, а оттуда — в губернаторское, а оттуда… — Я умолк, и конец фразы повис в воздухе.