— От любви она расцвела, — добавил Ной. — До полного счастья ей не хватает только твоего появления.

Бэлль засыпала его вопросами о Мог и Джимми, но потом ее лицо опять омрачилось.

— Ты ничего не сказал о моей маме.

— У нее все отлично, — поспешно заверил ее Ной и рассказал Бэлль о том, что Энни открыла пансион. — Они с Мог не поссорились, просто каждая из них пошла своей дорогой. Если честно, пожар оказался благом для них обеих. Сейчас они уважаемые женщины и живут припеваючи. На месте старого дома уже начали строить новый. Для большинства жителей квартала бордель Энни остался в далеком прошлом.

— Я тоже осталась для мамы в далеком прошлом?

Ной взял Бэлль за руку.

— Ты должна знать, что Энни не способна выражать свои чувства, — мягко произнес он. — Но это не означает, что она ничего не чувствует. Однажды я долго беседовал с Энни, и она поведала мне о своем прошлом, потому что была слишком расстроена твоим исчезновением. Ее тоже заставили заниматься проституцией, когда она была еще моложе, чем ты. Прошлое оставило в ее душе незаживающие раны, но тем не менее она родила тебя и позволила Мог стать для тебя второй матерью. Однако я уверен: Энни любит тебя, даже если и не может показать своих чувств.

— Но она не обезумела от горя?

Ной пожал плечами.

— Твоя мать очень скрытная женщина, Бэлль. Сложно понять, что она чувствует. Твоя настоящая мать во всех смыслах и отношениях — Мог, и Энни всегда это знала. Но, я думаю, теперь, когда ты больше узнала жизнь, которую она тебе подарила, ты сможешь увидеть доказательства того, что она желает тебе только самого лучшего.

Бэлль фыркнула. Ной почувствовал, что лучше всего ее сейчас оставить в покое, чтобы она поразмыслила над его словами.

— Хочешь снова увидеться с Джимми? — поинтересовался он.

— Не знаю, — угрюмо ответила девушка. — Когда мы познакомились, мы были невинными детьми. Он мне очень нравился. Но я уже больше не та девочка, разве нет?

Она выглядела такой печальной, что у Ноя ком встал в горле.

— Мы все изменились, — сказал он. — Я был самодовольным ничтожеством, когда встретил Милли, но за последние два года я научился не судить ни людей, ни то, как они живут. Джимми, разумеется, вырос во всех смыслах. Даже Гарт смягчился.

— Но Джимми будет цепляться за воспоминание о той девочке, которой я была — как и я буду цепляться за свои воспоминания о нем. К сожалению, прошлого не вернуть.

— Не вернуть. Но свадьба Мог и Гарта, волнение из-за твоего возвращения домой могут знаменовать начало новой жизни.

— Этьен рассказал мне, что тебе нравится Лизетт, — сменила тему Бэлль. — Можно надеяться, что из этого что-то выйдет? Она была так ко мне добра…

— Габриэль сегодня отправилась в гости к Лизетт. Они старинные подруги. Она не только сообщит ей о том, что ты в безопасности, но и надеется устроить нашу встречу. Было бы верхом безрассудства, если бы я отправился туда один: люди, которых так боится Лизетт, могут узнать о моем визите. Но в нашу последнюю встречу я предложил Лизетт увезти ее с сыном в надежное место. Габриэль скажет ей, что мое предложение остается в силе.

— В таком случае я надеюсь, что она его примет.

Ной усмехнулся.

— Этьен сказал, что я должен вернуться домой и жениться на девушке своего круга.

— Чтобы оставлять жену дома, а самому шляться по борделям, как поступает он сам, — усмехнулась она.

Ной удивленно взглянул на девушку.

— Он ничего не сказал тебе о своих жене и детях?

— Нет, а должен был?

— Они погибли во время пожара в прошлом году, — сказал Ной. — Он не знает, был это несчастный случай или поджог. Но Этьен подозревает, что пожар возник не случайно, а потому, что он отошел от дел.

Бэлль побледнела.

— Какой ужас! Бедный Этьен. Я знаю, как он их любил.

— Ему не нравится об этом говорить, и, разумеется, раньше я не был с ним знаком. Но я бы сказал, что именно поэтому он так решительно бросился на твои поиски. Именно поэтому готов назвать имена преступников и выступить свидетелем в суде.

Бэлль настолько потрясла новость о гибели семьи Этьена, что она не могла говорить. Она успела хорошо узнать этого человека, чтобы понять — семья была для него всем, в противном случае он бы воспользовался ситуацией там, на корабле, когда она попыталась соблазнить его.

Этьен ничего не рассказал ей о трагедии, потому что не хотел еще больше ее огорчать. Такое участие трудно было переоценить. Она спасена и скоро вернется домой, к новой, счастливой жизни со своей семьей, а он останется наедине со своими воспоминаниями.

Ной взглянул на напряженное лицо Бэлль и уже не в первый раз задался вопросом: неужели между ней и Этьеном что-то серьезное? Но спрашивать об этом было неуместно, на сегодня достаточно грустных новостей. Больше Ной ничего не мог рассказать о родных Бэлль, поэтому решил, что лучше ему удалиться, чем вести пустую светскую беседу. Кроме того, ему было необходимо все записать, чтобы у него под рукой был подробный отчет о событиях минувших дней. И еще нужно было послать Мог телеграмму.

Когда Ной сказал Бэлль, что ему пора, она несколько секунд удивленно смотрела на него.

— Ах да. Спасибо, что пришел. Надеюсь, у вас с Лизетт все получится.

— А я надеюсь, что ты скоро поправишься и покинешь эту палату.

Когда дверь за Ноем закрылась, Бэлль опять расплакалась, вспомнив, как успокаивал ее Этьен, как быстро пришел ей на помощь, когда Габриэль послала ему весточку.

Значило ли это, что она, Бэлль, ему небезразлична? Он говорил, что помнит, какой красивой она была в ту последнюю ночь на корабле. Не забыл ли он их поцелуи на узкой койке?

Два года Бэлль вспоминала Этьена, когда ей становилось грустно или одиноко, и даже (если уж говорить совершенно откровенно) когда она была со своими клиентами. Конечно, было глупо надеяться, что у них с Этьеном может быть будущее, после того как они оба пережили такие ужасные трагедии. Но зачем тогда судьба снова сводит их вместе?

— Обещаешь писать мне и как можно скорее приехать в Англию? — спрашивала Бэлль Этьена.

Они стояли на платформе Северного вокзала, у поезда, идущего до Кале. Ной уже погрузил их багаж, дав им возможность попрощаться без посторонних глаз.

На вокзале было многолюдно и шумно: гудели паровозы, грохотали тележки с багажом, люди пытались перекричать весь этот шум. Но Бэлль не замечала никого, кроме Этьена. Он держал ее за руки и не сводил с нее глаз.

Она старалась навсегда запомнить его лицо: голубые глаза, которые могли быть холодными, как Атлантический океан, а могли лучиться теплом и весельем Нового Орлеана, когда он смотрел на нее; угловатые скулы; изгиб пухлых губ. Бэлль хотелось сорвать с Этьена шляпу и взъерошить ему волосы, потому что ей нравился тот озорной, мальчишеский вид, который бывал у него спросонья.