– Ты чего? – уставился на него Квач.

– Ничего… – раздраженно проворчал тот, сосредотачиваясь на темной дороге.

Радостное возбуждение, до сих пор пробегавшее по его телу после неожиданной близости с Женей, бесследно улетучилось, сменившись усталостью и апатией.

– Теперь куда? – спросил его Квач.

– В «Корвет». Валера должен подъехать…

Всю обратную дорогу они молчали.

Подъехав с задней стороны к «Корвету», Козак трижды посигналил. Выглянувший из калитки охранник тут же распахнул ворота, впуская машину в тесный двор, где в углу Козак увидел свой, уже обновленный, джип.

«Быстро „наш муженек“ сработал…» – довольно подумал он.

Выйдя из машины, он поднялся по посыпанным песком обледеневшим ступенькам и сразу же столкнулся в коридоре с Вероникой.

– Валера приезжал? – спросил он.

– Кто? А… Да, приезжал, деньги тебе оставил, – Вероника посмотрела в глаза Козаку и вдруг побледнела.

– Ты чего? – насторожился он.

– Где это ты уже успел?… – ревниво сощурившись, спросила та.

– Ты про что? – обнимая Веронику за талию и увлекая за собой в сторону ее кабинета, спросил он, уже догадываясь, что та имеет в виду.

– Сам знаешь про что… – Вероника обиженно задышала. – У тебя такие глаза только после бабы бывают…

– Какие такие? – усмехнулся Козак, и у него что-то внутри сладко сжалось от воспоминаний Жениных объятий.

– Такие… шальные…

– Слушай, Ника, а ведь тут где-то рядом твой муж, – намекнул он. – Что это ты мне допрос устраиваешь? Мы же с тобой уже давно только друзья…

– Друзья! – фыркнула Вероника и вдруг торжественно и с выражением процитировала: – «Когда прекраснобедрая, томимая любовью, сама пришла к мужчине, то он пойдет в ад, убитый ее вздохами, если не насладится ею»…

Козак, оторопев, остановился:

– Это еще что?

– Это из «Шукасуптати», семидесяти рассказов попугая… индийский эрос, – ответила Вероника, с гордостью посмотрев на него. – И я полностью согласна с этими древними словами…

– Прекраснобедрая… томимая любовью… Нужно запомнить… Это ты о себе что ли? – не выдержав, он расхохотался.

Вероника оскорбленно пихнула его в бок локтем:

– Чем это тебе мои бедра уже не нравятся?!

– Да нравятся, нравятся, успокойся! – продолжал смеяться Козак, уворачиваясь от ее разящей руки. – Однако меня еще ни разу не соблазняли, цитируя такие мудреные изречения!

– Конечно! Твои мокрощелки, небось, молча отклячивают перед тобой жопку и расставляют ножки, – презрительно скривила губы Вероника.

– Фу!.. Чего это тебя из индийского эроса в русский фольклор кидает? – осуждающе покачав головой, спросил Козак. – Зачем же так о прекрасном? Чувствуется в тебе, Вероника, некая неудовлетворенность жизнью…

– Зато ты, похоже, очень удовлетворен кем-то! – гнула та свою линию, открывая перед ним дверь в кабинет. – Даже припахивает от тебя, как от кошака после… Хоть бы поделился немножко своей удовлетворенностью, жадина!

Она вроде и шутила, но Козак, заглянув ей в глаза, вдруг увидел в них такую женскую тоску и томление, что ему стало безумно жалко ее. Понимая, что совершает большую глупость, он шагнул к ней, и крепко обхватив ее за ягодицы, притиснул к себе, целуя в давно забытые губы.

«Останусь с ней на ночь, а там, либо ишак сдохнет, либо султан помрет…» – пронеслось у него в голове. Огонь, ненароком зажжённый Женей, видимо, не сразу утихнет, так пусть от него еще хоть одна душа согреется – он вовсе не жадина.

* * *

Бурый в раздражении смотрел на Валеру. Тот только что вернулся из Новосибирска, надеясь получить похвалу за успешно проделанную работу. Но Бурый был не в «премиальном» настроении, и даже шуганул жену, когда та зачем-то вошла в комнату, где он сидел, чего раньше никогда себе не позволял.

– Козака видел? – спросил Бурый.

– Нет, я ему деньги оставил там, где он просил… – преданно глядя в глаза шефу, ответил Валера.

– Можно было и не оставлять… – махнул рукой Бурый.

– Но вы же сказали…

– Сказал, сказал… – проворчал Бурый. – Только толку от Козака пока мало, все самому, видно, придется делать, блин! На вот тебе фамилии и адреса в Новосибирске, поезжай…

Валера испуганно вскинул на него глаза.

– Да не дергайся ты! – прикрикнул на него Бурый. – Поезжай к Копытину, пусть посмотрит, что у них есть на этих мужиков, только предупреди, чтобы пока не светил их. Я скажу, когда их можно будет отдать органам. Пусть постарается. Возможно, это и ему по службе пригодится, сейчас, небось, все ищут того, кто замочил их фээсбешника.

– Но ведь это же сделали наши… Что же мы, сдадим им Козака? – удивленно посмотрел на него Валера.

– У тебя, братан, чего-то совсем с котелком… – покрутил пальцем у виска Бурый. – Круглова замочил этот самый Кондратюк, да еще и мои деньги прихватил, сука. Его, наверняка, сейчас ищут, а мы должны найти его быстрее, раньше всех, иначе плакали мои «мани-мани»… Как ты думаешь, где они могут скрываться?

– Кто? «Мани-мани»? – не поняв его, спросил Валера.

Бурый, багровея, грохнул кулаком по столу:

– Блин, ты что, совсем охерел?! Мозги в Энске отморозил?

Валера вжал голову в плечи.

– Не «мани-мани», а те мужики, что меня обнесли! – Бурый встал и заходил по комнате, пытаясь успокоиться. – Где они могут прятаться? – он вопросительно остановился напротив помощника.

– Не знаю… – виновато опустил глаза Валера.

– Вот пусть Копытин и узнает, у него возможностей больше. Скажи, что мы ему заплатим вдвойне, а после и этих гавриков отдадим, когда сами с ними разберемся.

– Хорошо. Я поехал? – потянулся всем телом к выходу Валера, боясь, что шеф передумает и пошлет его еще куда-нибудь похуже… Хотя хуже его «командировки» в Новосибирск уже вряд ли что может быть, несмотря на то, что сам он ничего там не делал.

– Езжай…

Валеру словно ветром сдуло. Бурый вздохнул: опять ждать…

Он устало откинулся в кресле и тут же вспомнил об обиженной жене. Накричал на нее, да еще при чужих! Нужно было срочно идти заглаживать вину.

«Вот довели, суки, Ритулю обидел…» – расстроенно думал Бурый, вставая и тихо подходя к двери в спальню. Приоткрыв дверь, он заглянул внутрь и тут же получил по физиономии тугим углом брошенной в него подушки. Он ошеломленно отскочил назад за дверь.

– Лучше не заходи! – послышался из спальни звенящий от злости голос Риты. – Вовек тебя не прощу!

Бурому стало вдруг смешно. Заслонив лицо рукой, он распахнул дверь, и в два шага перекрыл расстояние до кровати, на которой сидела разъяренная жена.