То была лапа двух с половиной футов шириной с исполинскими когтями. За ней показалась другая лапа, а потом уже покрытая черной шерстью исполинская рука, с которой обе лапы были соединены короткими перешейками. Потом сверкнули два розовых глаза и появилась огромная, как бочка, голова разбуженного гуга-часового. Его глаза под костистыми выростами, покрытыми мохнатой щетиной, выпирали в стороны на два дюйма. Но самое отвратительное в этой голове была исполинская пасть. Из пасти торчали желтоватые клыки, а начиналась она от верхушки до самого низа головы и раскрывалась вертикально, а не горизонтально.

Не успел жуткий гуг вылезти из своей берлоги и встать в полный двадцатифутовый рост, как коварные гасты налетели на него со всех сторон. Картер на мгновение перепугался, что часовой подаст сигнал тревоги и призовет сюда всех своих соплеменников, но упырь тихо сообщил ему, что гуги безголосы и общаются между собой лишь посредством мимики. Разразилась чудовищная битва. Разъяренные гасты бросались со всех сторон на ползающего гуга, сопя, ввинчивая в него свои рыла и осыпая его смертоносными ударами тяжелых и острых копыт. И они то и дело возбужденно кашляли и визжали, когда гуг время от времени впивался своей вертикальной пастью в одного из бойцов, так что шум боя, без сомнения, переполошил бы весь город, если бы слабеющий часовой не отступал все глубже и глубже в пещеру, увлекая за собой нападавших. Так что вскоре шум утих в подземном мраке, и лишь резкое гулкое эхо злобных воплей свидетельствовало о продолжающейся схватке.

Потом самый чуткий из упырей сигналом призвал остальных уходить, и Картер последовал за ковыляющей троицей, так что вскоре они вышли из леса монолитов и очутились на зловещей улице жуткого города, чьи циклопические каменные башни устремлялись вверх и терялись из виду. Они бесшумно прошли по мостовой, с омерзением вслушиваясь в приглушенный храп из темных дверных проемов — гуги спали. Понимая, что час отдыха близится к концу, упыри перешли на рысцу, но тем не менее путь им предстоял неблизкий, ибо расстояния в городе гигантов весьма и весьма приличные. Наконец они вышли на открытую площадь перед башней, что была куда больше прочих, и над ее колоссальным входом был укреплен чудовищный символ-барельеф, и от одного только взгляда на него невольная дрожь пробирала тело. Эта была центральная башня со знаком Кота, и огромными каменными ступенями, едва заметными в мрачном чреве башни, начиналась длинная лестница к верхнему уровню мира сновидений и к зачарованному лесу.

В кромешной тьме они двинулись вверх по лестнице, и из-за исполинского размера ступеней, выложенных для гигантов гугов, по ним было очень трудно подниматься, ведь каждая была в ярд высотой. Картер скоро потерял им счет, ибо очень быстро выбился из сил, и не знавшие усталости проворные упыри были вынуждены прийти к нему на подмогу. В продолжение всего бесконечного подъема их неотступно преследовал страх, как бы их не обнаружили и не пустились за ними в погоню, ибо хотя гуги и не рискуют поднимать каменную дверь в лесу из-за ниспосланного проклятия Великих, ни в башне, ни на лестнице им эта преграда не страшна, и беглых гастов очень часто настигали на этой лестнице — даже на самых верхних ступенях. Ибо у гугов настолько острый слух, что они могли услышать даже легкий шорох рук и ступней беглецов, и быстроногим гигантам, за время долгой охоты на гастов в подземных склепах Зина научившимся ориентироваться во мраке, не составляло труда схватить столь ничтожную и тихоходную жертву на этой циклопической лестнице. Картер с горечью размышлял о том, что безмолвные преследователи гуги могут подкрасться неслышно и внезапно, как вихрь, напасть во тьме на беглецов. И в этой угрюмой ловушке, где гуги имели несомненное преимущество, уповать на их привычный страх перед упырями было бессмысленно. Опасаться следовало и коварных и сторожких гастов, которые частенько проникали в башню во время отдыха гугов. Если гуги проспят долго, а гасты быстро вернутся из своей ужасной экспедиции в пещеру, то эти мерзкие и зловредные твари тотчас учуют запах беглецов, а в этом случае уж лучше быть сожранным гугами.

И потом после бесконечного восхождения по лестнице из тьмы наверху неожиданно раздался кашель, и дело приняло тревожный оборот. Было очевидно, что гаст, а может быть, и несколько гастов попали в эту башню задолго до Картера и его провожатых, и еще было очевидно, что опасность подстерегает их совсем близко. Через секунду бегущий впереди упырь оттеснил Картера к стене и выстроил своих соплеменников боевым порядком, причем они подняли старинное аспидное надгробие наподобие тарана, чтобы нанести им сокрушающий удар по врагу, буде он появится в поле зрения. Упыри способны видеть в темноте, так что под их защитой Картер был в большей безопасности, чем если бы он оказался тут один. В следующее мгновение раздался цокот копыт сверху, выдав приближение по меньшей мере одного зверя, и упыри приготовились нанести чудовищный удар гранитным орудием. Вскоре во мраке сверкнули два желтовато-красных глаза, и шумное сопение гаста заглушило цокот копыт. Когда он вспрыгнул на ступеньку над упырями, те с неимоверной силой обрушили на него древнее надгробие, так что раздался лишь булькающий всхлип, и жертва рухнула замертво. Похоже, наверху затаился лишь один этот зверь, и, выждав немного, упыри схватили Картера под руки и повлекли дальше вверх. Как и прежде, им пришлось ему помогать, и он был рад покинуть поле боя, где во тьме остался лежать поверженный гаст.

Наконец процессия упырей остановилась, и Картер понял, что они наконец-то достигли тяжелой каменной двери. Отодвинуть массивную плиту было просто немыслимо, но упыри надеялись чуть приподнять ее и просунуть в образовавшуюся щель надгробие как подпорку, чтобы Картер смог проскользнуть наружу. Сами же они намеревались спуститься обратно и вернуться восвояси через город гугов, ибо они там были неуязвимы, да и, кроме того, не знали верхней дороги к призрачному Саркоманду с вратами в бездну, охраняемыми львами-часовыми.

Три упыря с превеликим трудом отодвинули каменную глыбу, и Картер, как мог, им помогал. Они сочли выступ над последней ступенью лестницы надежной точкой опоры и напрягли мускулы, напитанные нездоровой пищей. Через несколько мгновений появился проблеск света, и Картер, ради кого предпринимались эти усилия, просунул конец надгробия в щель. Теперь им надо было употребить все силы на то, чтобы сделать щель пошире, но дело шло медленно, и им, разумеется, приходилось несколько раз начинать все заново, когда из-за одного неверного движения тяжелая дверь захлопывалась.

Раздавшийся вдруг далеко внизу на лестнице шум только удесятерил их возбуждение и страх. Но это был лишь грохот копыт гаста, чей труп скатился вниз по ступенькам, но, как бы то ни было, им следовало быть начеку. И, прекрасно помня о коварстве гугов, упыри с утроенным рвением взялись за плиту, высоко ее приподняли и долго держали так, дав Картеру возможность подложить надгробие в широкий проем. Потом они помогли Картеру выбраться из башни, подставив ему свои скользкие упругие плечи и держа его за ноги. Он ступил на благословенную землю верхнего сновидческого мира. Еще секунда — и они тоже вылезли наружу, выбили из-под двери надгробие как раз в тот момент, когда тяжелое сопение снизу было уже совсем близко. Из-за проклятия Великих ни один гуг не мог выйти через эту дверь, так что Картер с превеликим облегчением улегся на ковер из мясистых фибов зачарованного леса, а его спутники сели отдыхать возле него, как и подобает упырям, на корточках.