Конечно, то же самое можно было сказать о Юрии, Каллуме, да и об Алике. И даже больше того, учитывая, какие нагромождения секретности укрывали их досье. Но они были для меня прямой связью с людьми, определявшими политику, – с теми, кто что-то значил. С теми, кто, логически рассуждая, мог оказаться источником параноидальной подозрительности людей по отношению к оликсам – и феноменальных расходов, которые разные партии тратили на шпионаж за ними. Я был убежден: кто-то из них работает на невидимого и злобного врага, противостоящего всем благам, принесенным оликсами в систему Сол. Кандару тоже не стоило списывать со счетов: решение совета старейшин Утопии привлечь ее для борьбы с саботажем выглядело странным. Я думал, тут мог сыграть свою роль Каллум, однако сейчас он относился к ней с явным неодобрением. И все же столько совпадений – необычное явление; быть может, бог пытался мне что-то подсказать.

Когда Кандара закончила рассказ, Алик горестно кивнул.

– Так вот что случилось с Меланомой. А я все думал…

– Разрешите, я угадаю, – вмешался Юрий. – Ваше драгоценное Бюро так и не узнало, кто нанял Меланому для саботажа промышленных установок Брембла и научных разработок Ониско.

– Мы искали, – сказал Каллум. – Много лет. Но Меланома, какой бы ни была сукой, свое дело знала. Она почти не оставила следов – ни цифровых, ни материальных.

– Ее место не осталось пустовать, – проворчал Алик. – И до сих пор хватает тайных группировок, связанных с национальными агентствами и службами безопасности корпораций. Ее смерть ничего не изменила.

– Сразу – не многое, – поправил я. – Но в наши дни взломать файлы по нью-йоркскому щиту невозможно. А как с Бремблом и Ониско?

– Надежно защищены, – подтвердил Каллум. – Инцидент с Меланомой дал нам понять, насколько мы уязвимы. Теперь мы для управления и фильтрации важнейших сетей используем Ген 8 Тьюринги. Совет старейшин заставил Бюро проглотить свою гордыню и установить обмен данными по активистам и фанатикам с системой Сол. Мы разработали собственные процедуры безопасности.

– Так что все в выигрыше, – буркнул Алик. – Кроме тех, кого она успела погубить, пока вы ее не поймали.

– Больше она никого не погубит, – сказала Кандара. – По мне, это хороший результат.

– Но те, кто ее нанял, никуда не делись, – ответил Алик. – Убив ее, вы немного застопорили их планы, но ничего не решили.

Кандара устремила на него ледяной взгляд.

– Я ее не убивала: она покончила с собой.

– Надо было заключить сделку.

– Я ей предлагала.

– Как видно, недостаточно. В охране закона главное – равновесие. При всей ее репутации Меланома была мелкой рыбешкой. В сущности, вашим зеркальным отражением.

– Валите на хрен!

В кабине стало совершенно тихо. Пауза затягивалась.

– Мы почти на месте, – сказал я, когда передовые датчики «Рейнджера» выплеснули информацию мне на линзы. Мне меньше всего нужна была сейчас ссора: она бы непоправимо отравила атмосферу. До сих пор подозреваемые откровенничали друг с другом, и мне требовалось, чтобы так оставалось и впредь. Надо было найти объяснение паранойе, царившей по обе стороны бреши между Утопией и Универсалией. Если и имелась надежда выйти на ее источник, на чужака, так только через этих людей.

Услышав, что путь подходит к концу, все встрепенулись, переключились на наружные датчики «Рейнджера». На горизонте уже виднелось место крушения – шесть тесно стоящих геодезических куполов, связанных между собой толстыми воздуховодами. Купола были велики, но терялись на фоне надувного ангара, укрывшего чужой корабль: в этом прямоугольнике из красного и зеленого силикона уместилось бы футбольное поле, а надут он был так, что крепежная сетка грозила вот-вот лопнуть.

Гаража в куполах не предусматривалось: пустая растрата драгоценного жизненного пространства. Саттон Кастро и Би Джайн аккуратно ввели машину в трубу шлюза, торчавшего в боку одного из куполов.

Все подождали, пока защелкнутся герметичные клапаны и зашипит воздух. Наконец показалась иконка: «Давление в норме».

Начальник базы Ланкин Варрьер ждал нас по ту сторону. Он, один из лучших ликвидаторов проблем на службе «Связи», улыбался так обаятельно, что одной улыбкой мог бы удержать разлетающуюся атмосферу. А заговорил он с непринужденной властностью, которая ни у кого не оставляла сомнений, что он здесь главный, какими бы титулами ни награждали нас дома.

– Надо думать, все вы хотели бы сразу осмотреть корабль? – спросил он.

– Конечно, – ответил Юрий.

Ланкин жестом пригласил нас пройти по трубе. Здесь, как и на первой базе Эридана, царил суровый дух первопроходцев в сочетании с невероятной свободой в расходах. Проходя мимо лабораторий и жилых помещений, мы успели увидеть первоклассное оборудование в окружении самой скудной обстановки. Меня это в своем роде приободрило.

Чистое помещение было разделено на три секции, в каждой из которых пятую часть урвала техносфера корпорации. Нас одели в скафандры инопланетной среды (СИС) в выходной камере (раздевалке). За ней располагалась секция стерилизации терранской биосферы (для ликвидации земных микробов с поверхностей СИС перед посещением корабля) и, наконец, секция предотвращения ксенобиологических загрязнений, напоминавшая стенку со шкафчиками в раздевалке загородного клуба, – здесь полагалось проходить душ и облучение после выхода с корабля, чтобы чужая зараза не проникла на базу.

Мой СИС оказался не самым громоздким из скафандров, какие мне приходилось нашивать. Прежде всего в нем не требовалось антирадиационных прокладок и противоударной брони. Довольно тонким был и терморегулирующий слой. В общем, я чувствовал себя как в комбинезоне с цельным шлемом. Когда я влез в скафандр через длинное отверстие в спине, Санджи подключился к системе и застегнул это отверстие, а также соединил воротник с основанием шлема герметическими клапанами. Еще минута ушла на то, чтобы голубая ткань сжалась вокруг моего тела, выдавив излишек воздуха. Едва костюм стал облегающим, как толстая вторая кожа, свобода движений заметно увеличилась. Телеметрия показала, что все стабильно. Если я правильно истолковал показания дисплея, заряда в квантовой батарее хватило бы для месячной работы воздухоочистительного модуля.

Шлем отрезал меня от пустой болтовни, а отражающее покрытие скрыло из вида лица, но по движениям и осанке остальных я видел, что всем не терпится двинуться дальше. Они наверняка видели то же нетерпение во мне.

Мы перешли в секцию стерилизации, и за нами закрылась тройная герметичная дверь. Сопла на потолке выпустили серо-голубой газ, который засасывался в решетки на полу. Процедура заняла пять минут, после чего Ланкин Варрьер провел нас в последний шлюз.

Едва начали разбивку лагеря, техники со своими дистанционками отгребли от бортов корабля реголит, обнажив твердую породу. Очистив ее, они прямо к скале приплавили основание ангара, после чего надули оболочку. Закачали в нее чистую азотную атмосферу, которая постепенно нагрелась от забортной температуры до десяти градусов Цельсия – для удобства научной группы.