Он вернулся к столу, за которым сидел профессор.

Бумаги и карта были придавлены камнями. Все было густо запорошено мелким песком.

Маленькая ящерка разлеглась прямо на панели спутникового телефона. Стрельнула в сторону, едва на нее упала тень.

— Ну и что нам скажет хвалёная японская техника? — вслух спросил Максимов.

Надавил стволом на клавиши.

Телефон был в исправном состоянии. Судя по записям в памяти аппарата, последний входящий звонок пришел в шесть утра. Исходящих не было.

Максимов продолжал нажимать кнопку, пока не убедился, что связь лагеря с внешним миром оборвалась в одиннадцать часов вечера предыдущих суток. Шла серия исходящих звонков, по пять минут каждый. После этого — тишина. Последний входящий — в десять вечера, продолжительность разговора — десять минут. Номер звонившего тот же, что и в шесть утра сегодня.

«Юко, — сделал вывод Максимов. — Не соврала. Миядзака поручил ей встретить нас и попросил перезвонить позже, уступив телефон сотрудникам для личных нужд. Но после одиннадцати уже никто к аппарату не подошел».

По утрамбованной тропе прошел к месту раскопок.

Обычный вид. Яма. Ряд тентов вокруг. Аккуратно сложенные инструменты. Люди закончили рабочий день и больше никогда сюда не вернулись.

Максимов заглянул в раскоп.

На самом дне темнел прямоугольник с ровными краями. Достаточный, чтобы вместить в себя тело крупного мужчины. Наверное, оттуда и пришла в лагерь смерть.

«Надо уходить», — решил Максимов.

Назад прошел мимо профессора. Задержался у стола.

Долго смотрел на спутниковый телефон. В палатку, где размещался радист со своей аппаратурой, войти было невозможно — все залило трупной жижей, вытекшей из восьми раздувшихся тел. А здесь, на открытом ветру месте, вполне можно было проверить догадку.

Решившись, Максимов ударом приклада расколол трубку. Из развалившегося корпуса наружу вывались крохотные детальки и осколки электронной платы. Максимов ударил еще раз, целясь в нижнюю часть, где размещался микрофон.

И увидел то, что больше всего не хотел увидеть. Явно лишнюю деталь. Ни цветом, ни размерами не подходящую к остальной начинке трубки. Стальной цилиндрик с мелкой сеточкой крохотных отверстий на торце.

Увидев, что на сетке остались следы белого порошка, Максимов отпрянул, прижав платок ко рту.

Побежал прочь, стараясь дышать как можно реже.

Смерть, невидимая, но неотвратимая была повсюду. Белым порошком, смешавшись с пылью, висела в воздухе.

Леон, несмотря на запрет, вышел из машины. Не утерпел. Прошел к трупу на тропе.

— Еще одну премию решил заработать, стервятник, — зло прошипел Максимов.

До Леона оставалось метров сто, и слышать Максимова он не мог. К тому же тот был полностью поглощен своим ремеслом: раскрыл чемодан с аппаратурой и готовился к съемке.

До зуда в пальцах захотелось дать очередь ему под ноги, но Максимов сдержался.

Снял платок. Держа навесу, поднес зажигалку. Пламя лизнуло ткань.

Леон выпрямился, закрывшись рукой от солнца, стал следить за действиями Максимова.

— У тебя запасной камуфляж есть? — крикнул Максимов.

— Да, — после паузы ответил Леон.

— И слава богу, — прошептал Максимов.

Уронил горящий платок в траву. Она сразу же затрещала, стала чернеть и жухнуть. Огонь из-за яркого солнца казался бесцветным.

Максимов сорвал с себя всю одежду, бросил в огонь. По камуфляжу сначала поползли черные змейки, потом проклюнулись красные язычки. Серый удушливый дым потянулся вверх.

«Запасной обуви не взял, а жаль, — подумал Максимов. — Ладно, бог даст, пронесет».

Он по очереди поднес кроссовки к огню, окуная в горячий дым. Держал, пока хватало терпения выносить боль в пальцах.

— Ма-а-кс! — донесся крик Карины.

Максимов вскинул голову.

Солнце застило глаза, он разглядел только нечеткий контур ее фигуры рядом с машиной.

В следующую секунду «уазик», взревев мотором, развернулся, подняв облако пыли.

— Ма-а-акс! — отчаянно закричала Карина.

Максимов вскинул автомат.

«Двести метров… Блин, срежу же дуру!», — мелькнуло в голове.

Карина была на линии огня, а стрелять бы пришлось вверх и против солнца.

Максимов бросился вперед, забирая вверх по склону. Был единственный шанс остановить «уазик» — накрыть его очередью с высокой точки.

Краем глаза заметил, что Леон нагнулся над своим чемоданом, выхватил что-то и принял стойку для стрельбы с колена.

Протрещала короткая очередь. И сразу же еще одна.

«Уазик» как раз переваливал через гребень. Пули догнали его в последнее мгновенье. Максимов успел заметить, как из заднего стекла брызнули осколки. Машина скрылась из глаз, только слышался низкий удаляющийся рев мотора. Вдруг раздался скрежет, и двигатель захлебнулся.

Максимов прибавил шагу. Не обращал внимания на врезающиеся в пятки камни и секущую по икрам траву. Лишь один раз мелькнула мысль: «Если нахватался вирусов, то сейчас как раз заколачиваю в легкие!»

Но он отбросил ее, чтобы не мешала бежать. Жизнь сей час зависела от того, удастся ли остановить машину. Там все — одежда, еда и главное — вода.

На гребне они оказались одновременно с Леоном, в десяти метров друг от друга.

«Уазик» не проехал вниз и ста метров, врезавшись в камень.

— Пошли! — крикнул Максимов, рукой показав, что заходить надо с двух сторон.

Подбежали к машине, когда из нее выпрыгнула Юко. Ошарашено посмотрела на несущегося на нее голого Максимова. Медленно осела на землю.

— Некогда рассиживаться, родная! — по-русски, на выдохе крикнул Максимов.

Схватил японку за рукав, рывком отбросил от машины. Леон уже успел встать у дверцы водителя и навести автомат. Оглянулся. По-волчьи оскалился.

— Готов!

Он расслабленно уронил руки.

Максимов скользнул взглядом по тенту, прошитому пулями. Отметил, что кучность попадания отменная. Почти все пули вошли левее заднего окна. У водителя не осталось ни одного шанса.

В этом Максимов убедился, когда Леон распахнул дверцу.

Петя сидел, уткнувшись лицом в руль. Затылок срезало пулей. Содержимое черепной коробки расплескало по лобовому стеклу. На спине на линии лопаток растекались два кровавых пятна.

Максимов сплюнул липкую слюну, забившую рот.

— Можешь себя поздравить, Леон. Только что ты замочил сотрудника местной контрразведки.

— Уверен? — в голосе Леона не было страха, только усталость.