— Филипп… То, что я скажу, тебе не понравится, только не думай, будто я хочу как-то навредить Ирис.

Тут она замешкалась, и Филипп усомнился, что она решится открыть правду про подлог с книгой.

— Я помогу тебе, Жози. Ирис не писала «Такую смиренную королеву». Ее написала ты…

Жозефина открыла рот, вздернула брови — полное изумление.

— Ты знал?

— Я заподозрил сразу, а потом убедился окончательно…

— Боже мой! А я-то думала…

— Жозефина, давай я тебе расскажу, как я познакомился с твоей сестрой. Хочешь, я попрошу принести нам что-нибудь попить?

Жозефина, нервно сглотнув, сказала, что это прекрасная мысль. У нее пересохло в горле.

Филипп заказал два кофе и два больших стакана воды. Потом стал рассказывать.

— Это было лет двадцать назад, моя адвокатская карьера только начиналась. Я уже два или три года проработал во Франции и отправился на стажировку к Дорману и Стеллеру в Нью-Йорк, в отдел авторских прав, и очень этим гордился, поверь! Однажды мне позвонил руководитель известной американской киностудии, не буду называть его имя, и предложил довольно скользкое дело, которое могло меня заинтересовать: речь шла о молодой француженке. Я спросил, в чем там суть, и вот что он мне рассказал… Несколько студентов-старшекурсников Колумбийского университета написали вместе дипломный сценарий. Написали отлично и в конце года получили премию за самую оригинальную, блестящую и цельную студенческую работу. Этот сценарий экранизировал некто Габор Минар. Он снял получасовой короткометражный фильм, который профинансировал Колумбийский университет. Фильм очень хвалили преподаватели, и молодой режиссер получил возможность заключать контракты на более амбициозные проекты. Этот фильм постоянно показывали на университетских конкурсах, и каждый раз он получал какой-нибудь приз. Ирис была однокурсницей Габора, участвовала в написании сценария. Пока ничего особенного, никакого криминала. Только вот потом все испортилось. Ирис слегка изменила сценарий, сделала из него полнометражную версию и предложила ее голливудской киностудии, в которой работал позвонивший мне человек, в качестве оригинального проекта. Студии безумно понравился сценарий, и с девушкой мгновенно подписали контракт на семь лет. И на много нулей. Это была сенсация, все ждали шумного успеха, кинопресса только и писала, что о будущем фильме…

— Дома у нас тоже только об этом и говорили. Мать от счастья ног под собой не чуяла.

— И было отчего! Впервые выпускник, едва покинувший университетские стены, получил такой контракт. Все сошло бы ей с рук, если б слухи не докатились до однокурсницы Ирис, которая тоже участвовала в том университетском проекте. Она нашла сценарий твоей сестры, сравнила с первоначальным текстом и убедила руководство киностудии в том, что Ирис его украла, короче совершила преступление, и очень тяжкое по американским меркам. Дело меня зацепило, я взял его, встретился с твоей сестрой и безумно влюбился… Я сделал все, чтобы вытащить ее из этой истории. В наказание ей запретили работать в Штатах и даже отобрали визу на десять лет. Американский закон не шутит с лжецами. Там это считается страшным пороком!

— Потому-то Клинтона так изваляли в грязи…

— Словом, наше дело замяли. Габор Минар и другие студенты ни о чем не узнали, а девушка, которая все это раскрыла, получила изрядную компенсацию… с моей помощью. Она согласилась забрать жалобу за кругленькую сумму в долларах. У меня были деньги, я выиграл два или три очень выгодных дела, ну и заплатил…

— Потому что был влюблен в Ирис…

— Да. Не то слово! — сказал Филипп, улыбнувшись. — Я втрескался по уши. До потери пульса. Она без единого слова приняла мое заступничество и выслушала решение, но наверняка была глубоко уязвлена тем, что ее поймали за руку. Мне хотелось стереть из ее памяти эту историю, залечить рану, нанесенную ее самолюбию. Я работал, как сумасшедший, чтобы сделать ее счастливой, уговаривал вновь начать писать, она часто об этом говорила, но никак не получалось… Тогда я попытался заинтересовать ее другим — в смысле, другим искусством. Твоя сестра — артистическая натура, художник. И притом несостоявшийся, обиженный художник, хуже не придумаешь. Ничто никогда не принесет ей удовлетворения. Она мечтает о другой жизни, она мечтает создавать, творить — но увы, нужно не мечтать, а делать. Когда я услышал о том, что она пишет книгу, тут же заподозрил подвох. А когда узнал, что книга о двенадцатом веке, стал ждать неприятностей…

— Она встретила издателя на званом ужине, похвасталась, что пишет, он предложил подписать с ней контракт, и она запуталась в собственной лжи. А у меня в тот период были большие проблемы с деньгами, Антуан уехал, оставив огромный долг, меня буквально держали за горло. К тому же, я и сама давно хотела писать, да не решалась. Вот и согласилась…

— И ты поняла, что тебя увлекла некая сила, которая тебе неподвластна…

— А теперь мне надо прекратить все это. Она умоляет меня написать новую книгу, но я не могу и не хочу.

Они молча переглянулись. Филипп поигрывал своей серебряной ручкой: постукивал кончиком по столу, переворачивал ручку и стучал опять. Этот глухой ритмичный звук как-то выравнивал их мысли.

— Есть еще одна проблема, Филипп…

Он поднял голову, взглянул печально и мрачно. Перестал барабанить ручкой по столу. Постучав, вошла секретарша и поставила на стол две чашки кофе. Филипп передал Жозефине чашку, потом сахарницу. Она взяла кусочек сахара и положила его в рот, запивая кофе. Филипп посмотрел на нее с умилением.

— Папа тоже так делал, — сказала она, поставив чашку. — Я хочу обсудить с тобой еще один момент… Это очень важно для меня.

— Слушаю тебя, Жозефина.

— Я не хочу, чтобы ты платил налоги за книгу. Видимо, я заработаю очень много денег: так мне сказала Ирис. Еще она сказала, что ты запросто оплатишь все налоги, что ты даже их не заметишь — а я так не могу, мне противно.

Он улыбнулся, взгляд его стал совсем мягким, ласковым.

— Какая ты славная…

Выпрямившись, он возобновил игру с ручкой.

— Знаешь, Жози, в одном она права: эти деньги можно растянуть на пять лет, в соответствии с законом Ланга для писателей, и я, скорее всего действительно ничего не замечу. У меня столько всяких налогов, что одним больше, одним меньше, все равно.

— Но я так не хочу.

Он подумал и сказал:

— Хорошо, что это пришло тебе в голову, и я уважаю тебя за это. Но… Жози… А какую ты предлагаешь альтернативу? Что ты заявишь авторские права? На свое имя? Что тебе подпишут чек и переведут на твой счет? Ну вот и весь мир узнает, что автор книги — ты, и, поверь мне, Жози, Ирис не переживет публичного унижения. Она может даже сделать очень-очень большую глупость.

— Ты действительно так думаешь?

Он кивнул.

— Ты же не хочешь этого, Жози?