– Он фанатик?

– Только в своей собственной вере, суть которой – разрушение, хотя никакой другой он и не знает.

– Значит, Карла в руках Гриманда. Где?

– Во Дворах, на холме у ворот Сен-Дени. Он называет это место Кокейном. Сами вы его не найдете, и я тоже – там заблудится и Тесей. А времени у Карлы остается все меньше.

Тангейзер выдернул кинжал. Поль всхлипнул. Он почти капитулировал, но все еще не мог расстаться с мыслью, что все происходящее – это игра.

– Менестрель был самым безобидным человеком в этой комнате, – сказал госпитальер. – Когда я убил его, все присутствующие поняли, что тоже умрут. Большинство, несмотря на то что их судьба была предрешена, предпочли умереть, а не сражаться. Но даже те, кто сопротивлялся, знали, чем все закончится. Все, кроме тебя. Не потому, что ты боец, а потому, что тщеславие заставляет тебя считать, что ты нужен миру. Но миру никто не нужен. Ни Карла. Ни я. Вот так.

Иоаннит второй раз вонзил кинжал в складки жира на животе Поля. Тот заскулил.

– За то, что ты подослал убийц к моей жене.

Он нанес еще один удар.

– За то, что подослал убийц ко мне.

Затем Матиас провел кинжалом по подошве сапога, чтобы на лезвии осталась грязь, и ударил в четвертый раз. Его жертва снова всхлипнула и задрожала еще сильнее.

– Этого достаточно, чтобы ты медленно сгнил, – сообщил госпитальер толстяку.

– Кровожадный безумец!

Тангейзер снова вонзил кинжал в жирное тело. Поль дернулся, закричал, и его глаза вылезли из орбит кровавой маски лица.

– Как мне ее найти? – спокойно спросил рыцарь.

– Жоко знает, на Труандери! Он, или его сестра, или ее дочь.

– Я знаю этот дом. Какой этаж?

– Второй.

– А если их там нет?

– Жоко лежит в постели – Гриманд сломал ему ребра. Он никуда не пойдет.

Тангейзер посмотрел на Поля. Папа зажмурился. Он все еще втайне надеялся на победу. А Матиас думал о Малыше Кристьене. Кристьену должно быть известно о ребрах Жоко. Ла Фосс говорил, они не знают, где Карла. Теперь знают.

– Давно Кристьен узнал, где искать Карлу? – спросил госпитальер.

Во взгляде Поля была ярость, рожденная унижением:

– Я бы все вам рассказал, как только вы вошли.

– Знаю. Хочешь, чтобы я ударил еще раз?

– И там, где нет людей, старайся быть человеком.

Мальтийский рыцарь сразу понял, откуда появилась эта цитата: Карла, через Гриманда.

– Гриманд. Почему он тебе это сказал? – задал он очередной вопрос.

– Он сказал, что именно поэтому хочет меня найти. И именно поэтому я ему помог.

– Ты еврей?

– Думаете, еврею позволили бы сидеть тут? Нет. Но я знал одного еврея. Он научил меня кое-каким важным вещам, в том числе этой мудрости.

– Тогда у нас есть кое-что общее.

– Да, – сказал Поль. – Мы оба ее забыли.

Тангейзер вложил кинжал в ножны и сел.

– Вы хорошо знакомы с Марселем Ле Телье? – спросил Поль.

– Я впервые услышал его имя сегодня днем.

– Ему нужна Карла. Не знаю зачем. Замести следы – это разумно, как вы сами понимаете. – Толстяк кивнул на кровавую бойню, устроенную Матиасом. – Но Марсель не будет использовать Шатле, по крайней мере напрямую. Недоброжелатели узнают обо всем и используют это, чтобы свалить его. Медичи обратит эту войну на благо своему сыну, хотя и не желала ее. Но королева не станет терпеть лейтенанта по уголовным делам, который использовал Шатле для помощи ее врагам. Марсель обратится к «пилигримам». И к милиции. Бернар Гарнье, Томас Крюс, Брюнель, Сарре…

– «Пилигримы» убьют Карлу для Ле Телье?

– Нет, это благородная миссия. Спасти знатную католичку. У него сын служит в гвардии, Доминик. Злобный тупица. Он может нанять гвардейцев в достаточном количестве, чтобы захватить Кокейн. Для Гриманда это станет неожиданностью. Он король Кокейна. Могучий Инфант. Безумец, как я уже говорил. Но это всего лишь логово нищих и попрошаек, сорняков, до которых никому нет дела.

– Марсель лично возглавит экспедицию?

– Нет. Он не воин. И не станет отбирать славу у «пилигримов». Это их единственная плата.

– Твоим головорезам было приказано взять меня живым.

– Да, за это обещали дополнительное вознаграждение. Должно быть, Ле Телье хотел вас как-то использовать. На что он мог рассчитывать? Либо вы мертвы, либо думаете, что Карла мертва, и лежите связанным у меня во дворе. Или валяетесь пьяным в какой-то таверне. Я никогда не посылал больше троих против одного. Как вам удалось избежать засады?

– С помощью друга. И как же меня можно использовать?

– Что делал бы я на его месте? Оставил вас в какой-нибудь дыре на пару дней, избавился от Карлы, а затем освободил вас. Слава Шатле. Я бы доказал вам и всем остальным, что за все отвечает кто-то другой, и позволил бы вам, вашему ордену и закону действовать по своему разумению. Естественно, другой – это враг Марселя. Одним выстрелом двух зайцев. Доброе старое предательство, но Париж видел кое-что и получше. Можете мне поверить, никто никогда не узнает, кто стрелял в Колиньи.

– И это все, что ты мне хотел рассказать?

– Вместе мы могли бы заработать много денег.

– Это я тоже знаю.

Поль покосился на лежащий на столе арбалет. Потом он посмотрел в глаза Тангейзеру, без всякого страха, и госпитальер увидел в его взгляде самообладание, без которого тот не стал бы Папой Ле-Аля.

– Гриманд не особенно умен, хотя его можно назвать своего рода философом, – добавил Поль. – И еще он проклят – вы сами увидите. Его ни с кем не перепутаешь. Но у него хорошее чутье. Он сказал: «Кто-то сидит на навозной куче ненависти».

– Война превратит эту кучу в гору. Разве не на это они рассчитывали?

– Мне кажется, Гриманд имел в виду что-то личное, а не просто ненависть к гугенотам.

– Ты знаешь Орланду Людовичи?

– Нет. Но если вы расскажете о нем, я его найду.

– Я знаю, где его искать.

Матиас встал.

– На Морисе вы найдете кошелек с наградой для убийц. Тридцать золотых экю, – сообщил ему толстяк.

– Голова короля всегда пригодится.

– У меня есть еще много денег, но не здесь.

– Значит, ни тебе, ни мне они не понадобятся.

– Гриманд хотел спасти вам жизнь.

– Его жизнь может спасти только один человек, и это не ты. Какая тебе разница?

– Я до конца не уверен, но привык считать Гриманда своим сыном.