«Это было сделано тайно, — сказал он. — Обычно мы встречались в таверне Майка. У Майка был полицейский бар, настоящий полицейский бар. Туда вы не могли войти, пока не позвоните и Майк не признает в вас сотрудника правоохранительных органов. И он пускал нас, следователей, работавших по террористам, в свою заднюю комнату, где мы могли встречаться, координировать наблюдение и работать вместе. Но у нас не было благословения от всех!»[548]Дайсон был тайно приведен к присяге в качестве инспектора государственной полиции Иллинойса, сотрудники которой вместе с офицерами полицейского департамента Чикаго тайно вступили в оперативную группу в таверне Майка. Спустя годы один коллега спросил Дайсона, что думали в штаб-квартире ФБР об этой инициативе.

«А мы не сообщали об этом в штаб-квартиру», — ответил он.

«Добраться до самой сути»

ФБР находилось в осаде в Вашингтоне. Новый конгресс, избранный через три месяца после ухода в отставку Никсона, был самым либеральным на памяти всех. Вслед за Уотергейтом сенат и палата представителей приняли решение провести официальные расследования разведывательных операций на территории страны. Президент Джеральд Р. Форд понимал, что обнародование тех секретов запятнало бы репутации американских руководителей до Франклина Делано Рузвельта. Ближайшие помощники президента пытались ограничить ущерб и отдать расследование в руки ЦРУ.

«Почему бы не привлечь и ФБР? — прямо спросил президента Форда бывший директор Центрального разведывательного управления Ричард Хелмс в приватной беседе в Овальном кабинете. — Вы можете добраться до самой сути». Заместитель министра юстиции Лоренс Зильберман согласился. «ФБР может быть самой привлекательной частью этого проекта, — сказал он команде президента, занимавшейся национальной безопасностью, 20 февраля 1975 года. — Гувер делал вещи, которые не выдержат внимательной проверки, особенно при Джонсоне»[549].

Директор Кларенс Келли начал понимать, что разведывательные операции Бюро нарушали закон. Он боялся, что конгресс наложит на его агентов строгие ограничения. Он умолял президента противостоять этой угрозе путем издания административного указа, расширяющего полномочия ФБР в сфере национальной безопасности.

ФБР полагалось на законы, «составленные для времен Гражданской войны, а не ХХ века»[550], — доказывал он. Верховный суд «сократил до хрупкой оболочки законы против тех, кто выступает в поддержку революции, сказал он; его запрет на несанкционированное прослушивание американцев заставило министерство юстиции не предъявлять обвинения руководителям подполья «уэзерменов» — обвинения, построенные на незаконной слежке. При существующем законе, сказал Келли, он сомневался в способности Бюро получать разведывательную информацию о «террористах и революционерах, которые стремятся свергнуть или уничтожить правительство».

Если суды и конгресс ставили под сомнение легальность несанкционированных действий и вторжений, то, по мнению Келли и его союзников в министерстве юстиции, нужно их легализовать. 9 мая 1975 года они заявили, что ФБР может вести «несанкционированные обыски, включая физическое вторжение на частную территорию»[551], если президент отдаст такой приказ.

Но Уотергейтское дело стерло старые представления о том, что президент обладает властью короля. Политический климат был едва ли благоприятным для утверждения, что ФБР может совершать преступления по приказу из Белого дома даже во имя национальной безопасности. После почти семидесяти лет свободы от испытующих взглядов посторонних Бюро уже не было таким неприкосновенным.

«У них есть мое имя!»

Надвигалась конфронтация. Несмотря на сильное сопротивление в штаб-квартире ФБР, члены комитетов конгресса, занимавшиеся расследованием разведывательной деятельности, уже читали досье ФБР и выслушивали заявления под присягой от его руководителей.

Стычка в коридорах ФБР была первым сражением в долгой войне.

Бюро начало переезжать из министерства юстиции на другую сторону Пенсильвания-авеню. Новое здание, официально открытое 30 сентября 1975 года, стоило 126 миллионов долларов. Это было самое уродливое здание в Вашингтоне: оно выглядело как многоэтажная автостоянка, построенная советским Политбюро.

Члены конгресса хотели, чтобы их провели по старой и новой штаб-квартирам ФБР. Сотрудник ФБР Джеймс Р. Хили — преданный приверженец Бюро[552]и большой поклонник Гувера — должен был сопровождать конгрессмена Роберта Дринана — демократа из Массачусетса, пацифиста и священника-иезуита, горячего противника войны во Вьетнаме и объявленного врага ФБР.

Они проходили мимо внутреннего тренировочного полигона для стрельбы из табельного оружия. Хили объяснил, что агент стреляет в подозреваемых только в случае самообороны. Кто-то спросил: «Что, если те выстрелят в ответ?» — «Тогда мы стреляем на поражение», — сказал Хили.

«Преподобный Дринан начал кричать: «Они стреляют на поражение! Они стреляют на поражение!» — рассказывал Хили. — Я решил, что он совершенно чокнулся». Хили попытался переместить делегацию конгресса в комнату, где хранились учетные карточки с именами людей, фигурирующими в досье ФБР; карточки составляли фундамент здания, которое построил Гувер. «Преподобный Дринан сказал: «Ну, я хотел бы увидеть свое имя». Я оказал ему любезность и подвел его к молодой женщине, которая занималась регистрацией карточек. Я попросил ее показать несколько штук». Служащая дрожащей рукой протянула учетные карточки. Конгрессмен выхватил их у нее.

«У них есть мое имя! — вскричал Дринан. — У них есть мое имя!»

Конгрессмен потребовал, чтобы ему показали, что еще есть о нем в ФБР. Он стал одним из первых американцев, просьба которых посмотреть их досье, имеющееся в ФБР, была удовлетворена. Досье включало письмо, посланное Гуверу одной недоверчивой монахиней четыре года назад, в котором она называла отца Дринана коммунистическим агентом внутри католической церкви.

Таковы были преобладающие настроения, когда сенат начал свои первые публичные слушания о ФБР 18 ноября 1975 года.

«Покатятся головы»

Как и опасался директор Келли, следователи конгресса стали копать прошлое ФБР и нарыли несколько убийственных историй — прослушивание разговоров Мартина Лютера Кинга, полмиллиона страниц досье на американцев по вопросам внутренней безопасности, нарушение гражданских свобод в ходе контрразведывательных программ и злоупотребления следовательской властью как оружием в политической войне.