Мне было трудно об этом говорить, но я спросила, не лучше ли будет для мистера Шеперда остаться в Мексике. Мистер Голд признался, что они уже это обсуждали: проку от этого не будет. Как только вынесут приговор, ФБР сможет вернуть его в Америку. Тому было немало примеров. Один заключенный сбежал с острова Эллис, спрятавшись на корабле, но ФБР выследило его аж во Франции. Они пойдут на край света, лишь бы притащить обратно тех, кто недостоин называться американцами. Чепуха какая-то. Как злые письма, авторы которых уверяют, что ни за что не станут читать романы мистера Шеперда. Почему бы тогда не отложить книгу и не заняться своими делами? Не возьму в толк, как им не стыдно мучить человека, который посвятил всю жизнь тому, чтобы радовать других. Мистер Голд ответил, что, при всем уважении, в тюрьме Синг-Синг сидит немало приличных людей, которые не совершили ничего дурного. Конгресс тем временем голосует за закон о государственной измене в условиях холодной войны, как будто это настоящие боевые действия. Это значит, что изменников родины будут вешать.

Земля загорелась у меня под ногами. Я не мешкая заказала билеты и принялась строить планы. Мистер Голд посоветовал забронировать билеты под другим именем: кинозвезды всегда так поступают, а в аэропорту просто называют настоящее. Я выбрала нам псевдонимы «Бен Франклин» и «Бетси Росс». Мистера Шеперда это позабавило. Он заинтересовался поездкой. Перестал курить без перерыва, стал чаще выходить из дому. На Монтфорд-авеню наконец открыли бассейн, который два года подряд летом не работал из-за эпидемии полиомиелита, и мистер Шеперд частенько туда наведывался. В детстве он обожал плавать. Иногда я ходила с ним, просто сидела и смотрела. В воде он менялся, сиял от счастья, как новенький пятак, и как никто другой мог надолго задержать дыхание. Я бы сказала, как рыба, но это не совсем точно. Он под водой мог переплыть бассейн из конца в конец. Я спросила, где он этому научился, и он ответил, что такое уж у него было веселое детство: забавы ради он научился задерживать дыхание.

Летели мы рейсом «Мексиканской авиакомпании». В Мехико по дороге на вокзал застряли в ужасной пробке и сидели, обливаясь потом, в такси с чемоданами; нельзя было открыть окна, потому что весь город пропах слезоточивым газом. Шофер рассказал мистеру Шеперду, что беспорядки продолжаются уже несколько дней, рабочие бунтуют, а полиция пытается их разогнать. Мистер Шеперд заметил: хорошо, что у них еще остались силы бороться, и, пока мы сидели в пробке, рассказал историю, которая приключилась, когда он учился в военной академии в Вашингтоне. Бездомные ветераны устроили бунт, требуя, чтобы им заплатили обещанное. Мистер Шеперд вспоминал, что пахло тогда так же. Военные применили газ и оружие против людей, живших в палатках, своих же, американцев. И у этих бедняг еще хватило сил сопротивляться: сражайся или умри в бою.

Мы доехали на поезде до Веракруса, там пересели на автобус и, наконец, на паром. Должно быть, так себя чувствовали спутники Колумба: будто мы вот-вот дойдем до края и бросим якорь. Мистер Шеперд рассказал, что его мать жаловалась: Исла-Пиксол — такая глушь, что здесь надо трижды кричать, чтобы Иисус тебя услышал. Пожалуй, так оно и было. Гостиница в городке оказалась древняя, как Моисей, с клеткой на цепи вместо обычного лифта. Мальчик, который нес наши чемоданы, сообщил, что это самая старая гостиница Нового Света, и в это я тоже поверила.

Мистер Шеперд первым делом взял напрокат автомобиль, чтобы съездить в старую гасиенду, где он жил. Дом лежал в развалинах, но мистер Шеперд, похоже, ничуть не огорчился. Он не раз возвращался туда, часто один. Я гуляла по городку, покупала сувениры для племянницы и ее деток. Однажды мистер Шеперд привел человека, который остался с нами ужинать; они хлопали друг друга по плечу, называя «братишкой» и «чертенком». Казалось, обоим не верилось, что другой жив. Звали его Леандро. Наверно, другие жители деревни тоже помнили мальчика, не догадываясь, что он вырос и стал знаменитым писателем; да и вообще не думали, что он есть в живых.

Больше всего мистеру Шеперду нравилось нырять. Меня это не особенно интересовало, но слышали бы вы его рассказы: не океан, а небеса обетованные с ангелами-рыбками. В городке он купил маску для подводного плавания. Больше ему ничего не было нужно: уходил на целый день и возвращался обгоревший на солнце. Я думала, у него жабры вырастут. Все чаще он возвращался к рыбам, уходя из мира людей. Как-то принес на ужин календарь и показал мне число, которое обвел кружком, примерно через две недели. Хотел остаться до тех пор. Значит, нужно было менять дату возвращения, а это не так-то просто. Не сказать чтобы я очень обрадовалась. В «Рее» я взяла отпуск за свой счет, и они с радостью найдут мне замену. Я спросила, не надумает ли он потом еще раз перенести отъезд. Как ребенок, который тянет время, лишь бы не ложиться спать. Он ответил — нет, уедем такого-то числа, после полнолуния. Видимо, ему это было важно.

В наш последний день он собрался на пляж и попросил меня пойти с ним. Я ничего не имела против того, чтобы посидеть у моря с книжкой. Так бывало не раз. Но стоило нам очутиться на берегу, как мистер Шеперд повел себя странно. Собралась толпа мальчишек, и он по-испански сказал им, что заплатит, если они пойдут смотреть, как он ныряет, — просто чтобы проверить, как долго он сможет оставаться под водой. Мальчишки, казалось, за деньги готовы были даже слушать, как он насвистит мотивчик какого-нибудь диксиленда, если ему заблагорассудится, так что мы все вместе отправились по тропинке через кусты к берегу.

Нырять мистер Шеперд решил в бухточке, закрытой скалами; полоска берега с каждой минутой становилась тоньше: начинался прилив. Время шло к полудню; похоже, мистеру Шеперду не терпелось поскорее зайти в воду. Она пока стояла невысоко, но стремительно прибывала, поглощая маленький пляж. Интересно, сколько, по его мнению, я тут пробуду, подумала я. Не знаю, что сказал мистер Шеперд, прежде чем нырнуть. Не обратила внимания. Пожалуй, я немного сердилась на него. К тому же у меня была с собой книга. Но спустя некоторое время я подняла глаза и не увидела его. Я подождала. Сосчитала до пятидесяти, потом до ста. Я не думала, что он мог куда-то деться из бухты. И тут меня осенило: он утонул. Мальчишки, похоже, тоже поняли это: они смотрели не на воду, а на меня. Наверно, полагали, что дальше дело за мной — расхлебывать кашу.

Закричала ли я? Это на меня не похоже, так что едва ли. Кажется, я встала, бросила книжку и побежала к морю. Помню, как подумала, что не могу зайти в воду, потому что испорчу туфли. Значит, тогда до меня еще не дошло, что случилось кое-что пострашнее промокших туфель. Да и вообще всего, что я знала. Мой муж, Фредди Браун, погиб во время паводка реки Френч Брод в 1916 году, и его смерть разбила мое девичье сердце. Но сейчас дела обстояли куда серьезнее. Сердце мое постарело, и мне было что терять. Тот день не передать словами. Мистер Шеперд нашел бы нужные слова для ощущений, которые я испытывала; мне же оставались только чувства.

Я как могла объяснила мальчишкам, чтобы бежали за подмогой. Из деревни пришли мужчины и обследовали бухту. Среди них был и друг мистера Шеперда, Леандро. Позже подоспела полиция. К ночи, должно быть, на берегу побывала добрая сотня людей. Начался отлив; с каждым часом полоса пляжа становилась шире и могла вместить всех зевак. Тогда так толком и не стемнело: едва село солнце, как взошла большая круглая луна. Думаю, большинству собравшихся было просто любопытно поглазеть на утопленника. Но все разошлись несолоно хлебавши, потому что тела не нашли. Мистер Шеперд исчез.