Я обращался и к Кольриджу; но у него в то время не было ничего подходящего…

А какие Сцены мне пришлось выдерживать! Сколько авторов и авторш, сколько Портных, диких ирландцев, жителей Брайтона, Блэкуолла, Чатама, Челтнема, Дублина и Данди мне пришлось принять! И каждому надо было вежливо ответить, каждого прослушать или прочитать. Отец миссис Гловер, шестидесятилетний ирландец, по профессии учитель танцев, пришел просить роль Арчера[119]и для этого надел в мороз шелковые чулки, чтобы показать свои ноги; они были типично ирландские и несомненно недурны для его возраста, а в свое время были еще лучше. Приходила мисс Эмма Такая-то с пьесой под заглавием "Богемский разбойник" или что-то в этом роде. Приходил мистер О'Хиггинс, проживавший тогда в Ричмонде, с ирландской трагедией, где во всяком случае не могли не соблюдаться единства, потому что главный герой был все время прикован за ногу к столбу. Это был дикарь свирепого вида; и желание смеяться сдерживалось только размышлением над возможными последствиями такого веселья.

Я по природе вежлив и учтив и не люблю причинять людям боль, когда этого можно избежать; а потому я отсылал их к Дугласу Киннэрду, человеку деловому, который умеет без колебаний сказать "нет", и предоставлял ему вести все подобные переговоры. В начале следующего года я уехал за границу и с тех пор мало что знаю о театральных делах» («Разрозненные мысли», № 67).

…одну из его драм, предназначенную исключительно для чтения, сыграли в Лондоне без его разрешения и против его желания. — Премьера «Марино Фальеро» без успеха прошла в Друри-лейн 25 апреля 1821 г.

…как и происшествия с Беатриче и Бенедиктом, Ларой и Каледом… — Ада имела в виду не Беатриче и Бенедикта («Много шума из ничего»), но Виолу и Орсино («Двенадцатая ночь»). Лара и Калед — персонажи поэмы Байрона «Лара»:

Со свистом дышит грудь, напряжена;

Взор темная покрыла пелена;

Свело все тело, и — уже мертва —

С колен пажа скатилась голова.

Тот руку, Ларой сжатую, кладет

На грудь: не бьется сердце. Но он ждет,

В рукопожатье хладном, вновь и вновь,

Он трепет ловит, но: застыла кровь!

«Нет, бьется!» — Нет, безумец: видит взгляд

Лишь то, что было Ларой миг назад.

Все смотрит Калед, — будто не потух

В том прахе пламень, не умчался дух.

Кто возле был, прервали тот столбняк, —

Но с тела взор он не сведет никак;

Его ведут с того лужка, куда

Он снес его, кто был живым тогда;

Он видит, как (прах к праху!) милый лик

К земле, а не к его груди, приник.

Но он на труп не кинулся, не рвал

Своих кудрей блестящих, — он стоял,

Он силился стоять, глядеть, — но вдруг

Упал, как тот, столь им любимый друг.

Да, — он любил! И, может быть, вовек

Не мог любить столь страстно человек!..

В час испытаний разоблачена

Была и тайна, хоть ясна она:

Пажа приводят в чувство, расстегнуть

Спешат колет, и — женская там грудь!

Очнувшись, паж, не покраснев, глядит:

Что для нее теперь и Честь, и Стыд?

(2, XX–XXI; пер. Г. Шенгели)

Благополучные развязки все схожи; беды чаще всего уникальны. — С этим согласился бы гр. Толстой, однако роман Владимира Набокова «Ада» (!) открывается противоположным заявлением: «Все счастливые семьи довольно-таки не похожи, все несчастливые довольно-таки одинаковы» (пер. С. Ильина).

* * *

Знаешь, какое слово выбрала Ада? АМЕРИКА. Она хотела, чтобы мы расшифровали рукопись… -

«Хотелось бы, чтобы обо мне хорошо думали по ту сторону Атлантики; не думаю, что меня выше ценят там, чем здесь; возможно, куда ниже» (Байрон — Медвину, 1822 г.).

Тед Уильямс (1918–2002) — один из величайших американских бейсболистов; Эдгар Райс Берроуз (1875–1950) — американский писатель, создатель циклов о Тарзане и приключениях Джона Картера на Марсе; Роберт Флаэрти (1884–1951) — американский режиссер, один из основоположников кинодокументалистики на этнографическом материале.

Итак, Байрон жестоко обращался с супругой и вел себя с ней отвратительно, однако все, что нам известно об этом — известно по большей части с ее слов… — Итогом стала изданная в 1870 г., через десять лет после смерти Аннабеллы, книга «Оправданная леди Байрон» Гарриет Бичер-Стоу (1811–1896) — яростная защита невинной жены от сатанинского мужа и всех, кто принял его сторону. Впрочем, если хотя бы малая часть того, что написано в дневниках Аннабеллы, правда — то Байрон действительно был ужасным мужем. Двоих людей несколько лет влекло друг к другу — и, только обвенчавшись, они поняли, что будут несчастны.

Генри Брум — см. прим. к с. 366.

…если не считать последнего греческого мальчика, так и не ответившего ему взаимностью. — Лукас Халандрицанос, ставший персонажем рассказа Краули «Миссолонги, 1824». Считается, что именно о нем идет речь в начале последнего стихотворения Байрона — «В день, когда мне исполнилось тридцать шесть лет»:

Пора остыть душе гонимой,

Когда остыли к ней давно;

Но пусть любить и не любимой

Ей суждено!

Погибло в цвете наслажденье,

Поблекла жизнь, как дуб лесов;

И червь остался мне и тленье

От всех плодов.

Вулкану мрачному подобный,

Горит огонь груди моей;

Он не зажжет — костер надгробный —

Других огней.

Нет силы чувств в душе усталой,

Нет слез в сердечной глубине:

Любви былой, любви завялой

Лишь цепь на мне.

Но не теперь дано мне право

Грудь думой праздной волновать,

Не здесь, где осеняет слава

Святую рать.

Гремит война, кипит Эллада,

Настал свободы новый век;

На щит, как древней Спарты чадо,

Ложится грек.

Проснись! — не ты, уже так смело

Проснувшийся, бессмертный край! —

Проснись, мой дух! живое дело

И ты свершай!

Во прах бессмысленные страсти!

Созрелый муж! тот бред младой

Давно бы должен уж без власти

Быть над тобой.

Иль не жалей о прежнем боле,

Иль умирай! — здесь смерть славна;

Иди! да встретит же на поле

Тебя она!

Найти легко тебе средь боя