Это случилось в рождественский сочельник. Закончив очередную шахматную партию и согласившись на ничью, мы подняли глаза от доски с фигурами и, внезапно встретившись взглядами, замерли, глядя друг на друга точно так же, как сейчас смотрим друг на друга мы - я, завороженно взирающий в тусклое зеркало, и этот сидящий в соседней зале старик...

Внезапно доктор Нарцисс воскликнул, и голос его прозвучал так же отчетливо, как если бы это сказал тот старик из зеркала: «Ничья! Первый раз в жизни! Никому еще не удавалось сыграть со мной вничью! До сих пор я выигрывал все свои партии - и не только шахматные!» И мой странноватый партнер принялся с каким-то почти болезненным вниманием рассматривать себя, он словно хотел удостовериться в своей реальности - даже изношенные калоши, которые не снимал ни зимой ни летом, разглядывал долго и задумчиво...

Потом с отсутствующем видом стал бубнить себе под нос -казалось, старик был не в себе: «Точно так же, как сейчас сидите предо мной вы, досточтимый шахматный партнер, когда-то давно в одну памятную ночь сидел я сам, нищий, голодный студент, который до тех пор истощал свой ум наукой, пока совсем не утратил его. Да, да, именно это я и хочу сказать: я сидел напротив самого себя! Напротив своего зеркального отражения, разумеется! Вы, конечно же, не находите в этом ничего особенного, но... - тут доктор Нарцисс сделал многозначительную паузу, и лицо его приобрело в высшей степени таинственное выражение, - но дело-то все в том, что, когда мы оба - один по ту сторону зеркала, другой по сю, - закончив партию, встали из-за стола, из нас двоих в комнате остался лишь один... И вовсе не тот, который истощал свой ум наукой, а его зеркальный антипод, повторявший в холодно поблескивающем стекле каждое движение незадачливого визави. И этим антиподом был я... Нет, нет, милостивый государь, я не оговорился! В противном случае мне было бы известно то, что всю свою жизнь, до тех пор пока не свихнулся, с такой самозабвенной страстью изучал сидевший перед зеркалом студент! Но я-то этого не знал! А отсюда по всем законам логики следует: я могу быть лишь находящимся по ту сторону зеркала призрачным двойником! Ведь единственное, что я умею, - это играть в шахматы: признаюсь вам без ложной скромности, мой разум девственно-чист и абсолютно свободен от того накопленного человечеством хлама, который наши просвещенные современники высокопарно именуют "багажом знаний"...»

Эта закончившаяся вничью шахматная партия была последней - больше никогда я с доктором Нарциссом не играл и даже стал избегать его, ибо сознание того, что сидящий напротив меня партнер - человек ненормальный, явно страдающий тяжелым психическим расстройством, а может быть, и просто сумасшедший, оставило в моей душе какой-то неприятный и болезненный осадок...

Пытаясь избавиться от мучительного воспоминания, я снова перевел взгляд на непроницаемо черную воду грахта, при этом кто-то темный и призрачно зыбкий в упор уставился на меня из оконного стекла - разумеется, это было всего лишь мое собственное отражение. И тут я услышал донесшийся из соседней залы голос одного из стариков:

- Люди почти не задумываются над магической природой зеркал, в которых все и вся мгновенно претерпевает поистине дьявольскую метаморфозу: правая рука превращается в левую, а левая - в правую! Стоит только внимательно взглянуть на себя в зеркало, и вы тут же с ужасом поймете, что тот, кто смотрит на вас из таинственно мерцающей бездны, вовсе не вы, а какой-то кошмарный оборотень, который куда более чужд человеку, чем что бы то ни было на этой земле! Мертвый и бездонный омут зеркала извращает божественный миропорядок, рождая в своей непостижимой инфернальной глубине сатанинского антипода! Мало кто знает о так называемом «Мастере левой руки», а ведь, согласно каббалистическому преданию, это он, а не библейский Бог, сотворил мир! Какое тягостное чувство - сознавать, что наша земная действительность в конце концов не что иное, как дьявольское отражение некой иной, истинной, реальности, о которой мы, в сущности, ровным счетом ничего не знаем! Абсолютно ничего! Вот мы тут с вами просидели полночи за шахматной доской, наивно полагая, что разыгранные нами хитроумные комбинации родились в нашем сознании, а может, мы, как отражения в зеркале, лишь бездумно и мертво повторяли чьи-то чужие ходы...

Окончание фразы я не расслышал и поспешно обернулся: ведущая в соседнюю залу дверь была открыта... Я напряженно всматривался в царящий за нею полумрак, однако никого, ни

единой живой души, как ни старался, не мог разглядеть - помещение было пусто, если, конечно, не считать смахивавшей пыль старой кельнерши в белом голландском чепце.

Закончив свою нехитрую работу, старуха подошла к моему столику и, буравя меня любопытным взглядом, спросила:

- Могу я убрать шахматную доску, менеер?[158] Или, может быть, зажечь лампу? Менеер всегда играет с самим собой? Жаль, что сегодня никого нет, а то бы я вам обязательно поды скала партнера...

- А куда подевались те двое пожилых господ, которые еще не сколько минут назад сидели в соседней зале? - растерянно спро сил я.

- Двое пожилых господ?.. О ком это вы, менеер? Соседняя зала сегодня весь день пустует!..

Я молча рассчитался и, накинув пальто, вышел вон.

- Утром придет мой корабль... Утром придет мой корабль... - не переставая бормотал я себе под нос, как заклинание, лишь бы не думать...

Кем был тот второй старик, лица которого я не разглядел, так как он постоянно прикрывал его рукой? Его партнера - того, кто произнес донесшиеся до меня слова, - я узнал сразу: это был доктор Нарцисс, все еще влачивший свою потустороннюю жизнь в темных лабиринтах моей памяти. Но кто, кто был тот, второй, сидевший напротив?..

Величайшее коварство дьявола состоит, как известно, в том, что он всегда и везде старается внушить мысль, будто его не существует. Поэтому на удочку ему попадаются в первую очередь люди образованные и просвещенные, и происходит это много чаще, чем принято думать, ибо всякий раз, желая потешиться - а веселью лукавый предается часто и охотно, - он является нашим прогрессивным согражданам, давным-давно расставшимся с нелепыми суевериями «мрачного Средневековья», под маской какого-нибудь знаменитого общественного деятеля или маститого ученого, а они, наивные, принимают все за чистую монету и, польщенные оказанной честью, почтительно снимают пред ним шляпы, нисколько не сомневаясь, что видят именно ту знаменитость, о которой так много слышали и читали.

С неотесанными пастухами и деревенскими дурачками, с несущими всякий вздор бродягами-юродивыми и простодушными сиротами ему, разумеется, приходится туго - с этой неискушенной в науках публикой такие фиглярские кунштюки, как сокрытие хвоста, когда сей атавистический придаток обматывается вокруг тела, дабы взорам восхищенных зрителей представал лишь его пушистый кончик, подобно изысканной темно-фиолетовой розе торчащий из петлицы, не проходят. С некоторых пор он таких мудрых в своей глупости ясновидящих не особенно жалует визитами, а если иногда и захаживает, то ненадолго и с каждым годом все реже и реже.