— Сейри. — Слово прозвучало скорее как вздох. Томас открыл глаза. Дышал он легче, но был очень бледен, руки его были холодны как лед.

— Я здесь, Томас.

— Что случилось?

— Ты был ранен в поединке.

— Это было больше чем поединок, но я не могу вспомнить. — Его голос звучал так слабо.

— Не пытайся. Вспомнишь потом. — Я провела по мокрым волосам.

— «Потом» не будет. Он сказал мне, когда был внутри меня. Слишком серьезная рана.

— Ты поправишься, Томас. Я отвезу тебя домой.

Он наморщил лоб.

— Нет, это нужно сейчас. Твое прощение… Гарлос знает. Найди его, и ты будешь свободна. Я так виноват, Сейри, виноват во всем…

— Это не твоя вина. — Я поцеловала холодную руку и прижала ее к груди.

Его глаза закрывались, но я чувствовала его нетерпение.

— Мой сын… он прекрасен. Похож на нас. Умный, как ты. Упрямый. На все свое мнение. — Слабая улыбка тронула бледные губы. — Я хотел сказать ему… — Он замолк и сжал мои пальцы, словно удерживал саму жизнь.

— Что, Томас? Что ты хотел ему сказать?

— …какой он замечательный парень. Прекрасный сын… я горжусь…

— Он узнает это. Клянусь, он узнает. Он узнает о величии отца и славе нашего дома.

Томас сдался и закрыл глаза, слабо кивнув. Рука его разжалась, он провалился в небытие, последний его вдох был легок и свободен.

— Покойся с миром, брат, — прошептала я, прижимая его к груди и качая, словно уснувшего ребенка. Принц связал себя с последним павшим врагом, огонь Ворот побелел, сам воздух пел.

Когда последний зид уснул мирным сном, принц не пошевелился. Он остался стоять на коленях посреди комнаты, четко вырисовываясь на фоне сияющего огня Ворот. Я не могла придумать, что сказать. Прошло много времени, прежде чем он поднял голову — усталость туманила его глаза — и сказал:

— Я знаю тебя.

— Да.

— Когда я снова смогу думать…

— Некуда спешить.

Он уронил подбородок на грудь. Мне было не видно, спит ли он.

Белый огонь прогнал тени. Морозные облака засверкали алмазами, словно солнце играло за ними в прятки. Стены в комнате с Воротами больше не отливали мрачным серым светом, а сияли отполированным розовым кварцем и зеленым малахитом, пол оказался выложен замысловатым жемчужно-розовым узором.

Я уложила Томаса, как подобает Защитнику Лейрана: распрямив конечности, пригладив волосы, расправив его чудесную одежу, чтобы скрыть огромные пятна крови. На его теле не было ран. Я положила меч Защитника ему на грудь и сложила руки на инкрустированной рубинами рукояти. Вечность назад так же лежал мой отец, прикосновение смерти стерло следы заливаемого вином горя, так же как оно стерло признаки безумия с лица Томаса. Я принесла из коридора серые плащи, сброшенные зидами, и накрыла их.

Покончив с этими делами, я замерла в недоумении. Нельзя оставлять принца. В его нынешнем состоянии ребенок с деревянным мечом мог прикончить его, а смерть и опасность поджидали со всех сторон. Было очевидно, что в этих стенах свершилось чудо, но победа казалась ненадежной.

— Гром и молния, что здесь было? — Келли стояла в арке двери, разглядывая четыре неподвижных тела, застывшего принца и пятна крови, замаравшие прекрасные узоры пола какой-то детской мазней. — Сейри, с тобой все в порядке?

Должно быть, я выглядела ужасно: мокрая, оборванная, залитая грязью и кровью.

— Не знаю. — За последние часы я испытала все возможные чувства и уже не отличала одно от другого.

— Мне казалось… я не чувствовала, что что-то происходит, поэтому не поднималась. — Келли переходила от одного тела к другому, вглядываясь в спокойные лица. Долго глядела на принца. — А где мальчик? Он рвался на помощь. Я не могла его удержать.

— Паоло… — Я вгляделась в туман, узел внутри развязался так же быстро, как завязался. Костлявое тело привалилось к стене. Туман разошелся, явив худое чумазое лицо, само изумление, паренек не отрываясь глядел на Ворота.

— Ты в порядке? — Мы с Келли обе с облегчением выдохнули, когда он молча кивнул.

— Что здесь произошло? — Келли снова смотрела на неподвижные тела, окружающие нас. — Они умерли?

Я пыталась подобрать слова.

— Этот, — я положила руку на неподвижное тело Томаса, — Защитник, приведенный зидами на гибель, мой брат. Они довели его до безумия. До смерти. Принц не смог его спасти. Те трое, что были зидами, живы; думаю, они уже не будут такими, как раньше, когда очнутся. — Огонь наполнил мое сердце и высушил слезы. — Он исцелил их. Каким-то образом сила его заклятия, его целительского дара, вернула Воротам белый цвет… должно быть, он укрепил и Мост. Он отдал все… не знаю, что будет теперь. Вдруг в нем не осталось дыхания жизни, чтобы очнуться.

— Он очнется, если я хоть что-нибудь понимаю в подобных вещах. А если в нем осталось дыхание жизни, он вспомнит вас, леди Сериана.

Я не поставила бы и ломаного гроша на то, что во мне остались силы пошевелиться, но когда из-за Ворот раздался этот голос, я схватила брошенный кинжал принца и, вскочив с пола, остановилась между неподвижным Д'Нателем и пришельцем, проковылявшим через завесу белого огня, опираясь на деревянный посох. Он был невысокий, мускулистый, одетый в поношенный коричневый балахон без застежки, под которым виднелась мятая белая туника, перехваченная ремнем поверх истертых коричневых штанов. Кудрявые каштановые волосы и борода были тронуты сединой, но молодое лицо не позволяло определить его возраст. В нем не было ничего примечательного, кроме пронзительных синих глаз и удивительного голоса, в котором слышались ветер, гром, музыка и огромное достоинство. Я уронила кинжал. Ошибиться невозможно. — Дассин!

— Да, это в самом деле я, — подтвердил человек, выходя из стены огня. Он поклонился Келли и мне, не сводя при этом глаз с Д'Нателя. — Прошу прощения… — Он проковылял через комнату и бережно приподнял измученное лицо принца, внимательно вглядываясь в него. Глаза Д'Нателя были открыты, но то, что он видел, находилось далеко за пределами комнаты. Очевидно, он не осознавал присутствия Дассина, меня или кого-либо еще. — Ах, мой дражайший сын, — проговорил маг. — Как я верил в тебя… И как я был прав. — Он стащил с себя коричневый балахон и накинул на плечи принца. — Отдыхай, мы позаботимся о тебе, как ты этого достоин. Старик медленно выпрямился, опираясь на посох.

— Пройдет некоторое время, прежде чем он сможет сосредоточиться на чем-либо, но я верю, он поправится.

— И он поймет, кто он? — спросила я.

— Не сегодня, — Дассин тяжело вздохнул, — и не завтра. Еще нескоро. Но он поймет. Настанет день, когда он будет смеяться, скакать на своем прекрасном коне, растить для вас волшебные розы среди зимы. Как я уже сказал.