– Так все же есть у вас какие-то мысли? – еще раз переспросил Фитин.

– Было бы странно, если бы их у меня не было, – ответил Суровцев. – Вероятно, придется еще раз прыгать с парашютом. То, что мне известно о современном военном конфликте, позволяет предположить, что оборона противника, не в пример прежним временам, глубоко эшелонирована. А на тех участках, где нам противостоят финские части, мы имеем дело с обороной. Наступательными действия финнов не назовешь. Что, собственно, и придает смысл всей моей миссии – это оборона. Весьма активная, но оборона. Надо полагать, что на столь узком участке фронта вся прифронтовая полоса буквально нашпигована резервными и тыловыми частями. Если к этому добавить деятельность полевой жандармерии, контрразведки и, надо полагать, присмотр за финнами со стороны немецких гестапо и СД, то шансов пройти через это сито нет никаких. Где-нибудь да будет сбой. Тайно продвигаться по территории Финляндии – также дело бесполезное. Никакой более или менее приличной легенды не создашь.

– Так все-таки у вас есть что-то конкретное? – не скрывая раздражения, перебил его Судоплатов.

А причины для раздражения у него были весьма веские. Во-первых, особая группа маршала Шапошникова, с откомандированием из нее Суровцева, стала почти не подконтрольной НКВД. А во-вторых... А может быть, это во-первых... Личным приказом Сталина Суровцеву было присвоено воинское звание генерал-майора Красной армии. Хотя сам он это узнает только сегодня. И узнает из его, Судоплатова, уст. Получалось, что они с Фитиным, будучи майорами госбезопасности, оказались равны в звании со своим подопечным. Хотя это и не совсем корректное сравнение. Звания были принципиально разными. Точно так же соотносились у немцев армейские звания и звания войск СС. После встречи со Сталиным, Суровцева уже нельзя было считать «подопечным». Получалось, что Суровцев теперь более близок к Разведывательному управлению Фитина, нежели к его диверсионно-разведывательному управлению. С одной стороны, это и хорошо – забот меньше. Но с другой стороны, этот бывший белогвардеец все равно числится за ним. А как курировать его деятельность, если, кроме Фитина, он теперь будет работать еще и на Контрразведывательное управление Федотова? А в конечном итоге судьба его зависит только от самого Сталина. И ни от кого больше.

– Ну что вы замолчали? – уже более спокойно продолжил Павел Анатольевич.

– В сложившейся ситуации я не вижу другого пути, кроме как открыто сдаться финнам.

Теперь настал черед молчать и думать Судоплатову и Фитину. Санкционировать такое они не могли. Они переглянулись и по умолчанию поняли, что думают одинаково. Это решать не им.

– Поясните, – только и сказал Фитин. – Как вы это себе представляете?

– Поясняю, – уверенно и твердо, точно он уже знал о присвоении, а точнее, подтверждении, своего генеральского звания, сказал Суровцев. – Вопрос в том, как к этому подойти. Точнее, в том вопрос, кому сдаваться.

– Да не тяните вы кота за хвост! Говорите! – опять вскипел Судоплатов.

– Позвольте карту.

Фитин встал. Длинной указкой раздвинул шторы, закрывавшие карту западной части СССР. Суровцев и Судоплатов также встали и подошли. Вся карта сверху донизу была прочерчена изогнутыми, изломанными линиями, рядом с которыми стояли числа и даты, обозначавшие время и место боевого соприкосновения своих и вражеских войск. Поскольку обстановка менялась быстро, вся территория, захваченная немецкими войсками, напоминала шкуру зебры. Суровцев указал на район Ленинграда.

– Вот отрезок расположения частей финской армии. Вот «линия Маннергейма». Можно смело утверждать, что глубина обороны может здесь достигать и ста километров. Мне же нужно оказаться на северо-западе Финляндии. То есть в районе финско-шведской границы. В другом конце страны. Примерно вот в этом месте. Во время первой германской войны мне, как вы знаете, доводилось бывать в нейтральной Швеции. И как один из вариантов возвращения на родину я рассматривал и такой маршрут. Но нашелся более безопасный путь морем. И я вернулся в Россию на русском судне, до времени удерживаемом шведами, через Мурманск. Приземлиться мне необходимо на финской территории. Экипирован я должен быть как полковник или подполковник вермахта. На всякий случай. Перед немцами финны, как выяснилось, все же робеют. И, как нам известно, немецкая военная форма в Финляндии в последнее время не в диковинку. Я и представлюсь немцем. Но вступлю в контакт не с боевыми частями, как это было бы на юге в районе Ленинграда. И не с полевой жандармерией, если еще удачно перейду линию фронта. А встречусь я с представителями финской пограничной стражи. Что, согласитесь, не в пример лучше, чем фронтовые части, и тем более предпочтительнее немцев. У финнов, как и у нас, пограничники – особое ведомство, напрямую связанное с разведкой и контрразведкой. Ну а дальше буду следовать по цепочке от младшего к старшему начальнику. Начну с наличия важных сведений и требования встречи с вышестоящим начальством. На каком-то этапе – требования встречи на высоком уровне, назовем его генеральским, и объявлю себя участником Белого движения. И уже окончательно раскроюсь на самом высоком уровне. Другого пути я не вижу.

– И все же. Еще раз скажите, вы абсолютно уверены, что Маннергейм, узнав о вас, пойдет на встречу? – в который раз переспросил Фитин.

– Да. Есть еще один фактор, о котором я до сих пор умалчивал.

– Давайте угадаю какой? – предложил Фитин.

– Попробуйте, – согласился Суровцев.

– Это как-то связано с золотом Колчака? – опередил Фитина своим предположением Судоплатов.

– Так точно, – ответил Суровцев.

– А почему за все это время вы ни разу не заговорили о возвращении обратно? – задал свой вопрос и Фитин.

– Возможно, я и не вернусь. Хотя вопрос о подтверждении моего прибытия, и тем более подтверждении состоявшейся встречи, мы, конечно, обговорим.

– То есть как это не вернетесь? – совсем потерял самообладание от такого заявления Судоплатов.

Он не был вместе с Суровцевым в Кремле, потому и не знал все детали разговора со Сталиным.

– На самом высоком уровне мне было предоставлено самому решать, что будет более предпочтительно для дела, – только и сказал Суровцев.

Всего-то ничего.

– Ну что ж, отправляйтесь в Ленинград, – взял инициативу в свои руки Фитин. – С вами полетит Эйтингон. С ним и оговорите техническую сторону вопроса. Поработайте с разведкой Северо-Западного фронта. Может быть, откроются какие-то новые и интересные ходы. Там же окончательно определитесь в способе перехода линии фронта.

Судоплатову не нравилась вся эта обстановка вокруг Суровцева. Как не могла ему нравиться и история с Эйтингоном. Он, Судоплатов, с таким трудом вытащил Наума из лагеря, а теперь Наум Эйтингон разрывался между двумя управлениями. Он, как настоящий профессионал, был нужен ему самому, но как создатель агентурной сети в Европе и в США, как опытный разведчик он тащил на себе лямку двойного заместителя, будучи замом его самого и Фитина. Эйтингон не был официальным замом у Федотова, но и начальник контрразведки НКВД постоянно привлекал его к работе. Оставалось только удивляться, как Наум Исаакович все успевал. Но самого Эйтингона, как бывшего репрессированного, это, кажется, устраивало. Ему доверяли, как никогда до этого.