Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Деревенским пасторам пришлось хуже. Джеймс Бэйли, представивший общине будущую Энн Патнэм – старшую, оказался в трудной ситуации в Роксбери. Сэмюэл Сьюэлл навещал его с кексами, деньгами на дрова и менее полезными стихами преподобного Нойеса. Бэйли страдал от плеврита и умер мучительной смертью в 1707 году. Деодат Лоусон, обеспечивший нас самыми незабываемыми картинками салемских стенаний и следов зубов, вернулся в Англию. После некоторых колебаний и метаний он в 1704 году переиздал собственный рассказ о колдовстве, чтобы вывести из-под огня критики своих друзей и снова заявить о «действиях сил тьмы» [6]. Первый, кто попытался разобраться в эпидемии, он оказался последним, кто продолжал о ней рассказывать, – своего рода выживший агент Секретной службы в 1963 году в Далласе[180], торгующий теперь ее секретами. Вскоре после этого Лоусон совершил один неделикатный поступок, за который ему пришлось торжественно извиняться перед лондонским пасторством. Он признал, что опорочил свою профессию «неуравновешенными и неосмотрительными разговорами» [7]. Он несколько лет бился, чтобы вернуть себе доброе имя. Оскорбление, которое он нанес, могло вообще не касаться сенсационных заявлений о колдовстве; возможно, Лоусон просто слишком много выпил. Но за языком он в целом особенно не следил, как и в 1692 году. К 1714 году он жил в крайней нищете, семья его голодала, трое маленьких детей заболели оспой, жена была истощена. Он безуспешно пытался собрать денег на собрание проповедей, полагаясь на милость друзей. Если не придет помощь, говорил он, «мы неизбежно погибнем» [8]. Его запомнят как «несчастного мистера Деодата Лоусона» [9].
Сэмюэл Пэррис снова женился и стал главой новой семьи. Преследуемый «трудностями и невзгодами» своего пасторства, он переезжал с места на место, поменяв за двенадцать лет шесть общин [10]. Он преподавал в школе, выращивал скот, продавал ткани и разные мелочи, проповедовал самому маленькому в Массачусетсе поселению и спекулировал землей. В одной сделке он перегнул палку, был арестован за долги и провел несколько недель 1706 года в тюрьме Кембриджа. Постоянно переписывая собственное завещание, умер Пэррис в Садбери в возрасте шестидесяти семи лет умеренно богатым человеком, хотя до последнего считавшим, что мир несправедливо его обделил. Если он и написал еще что-нибудь о том, что называл «очень жестоким упреком и учащим смирению промыслом Божьим», эта запись не сохранилась. Салемское пастбище не значилось в его собственности – он продал его раньше.
В деревне Пэрриса заменил новоиспеченный пастор вдвое его моложе. Джозеф Грин, уроженец Кембриджа, в 1692 году учился в Гарварде [11]. Он хорошо знал необыкновенную историю прихода, в который приехал – кстати, тоже с рабыней-индианкой. Этому пастырю умеренных взглядов досталось присмиревшее стадо. Он радушно принял обратно взбунтовавшихся прихожан и изменил рассадку в молельне. Отныне Нёрсы сидели рядом с Патнэмами, а дочь Ребекки Нёрс – рядом с обвинительницей ее матери, откуда в 1706 году женщины слушали извинения Энн Патнэм – младшей. Преодолев серьезное сопротивление, Грин отменил приговор, отлучивший от церкви Марту Кори[181]. Гораздо меньше усилий потребовалось, чтобы убедить прихожан в том, что теперь в доме молитв можно дышать свободнее. Новая молельня, переехав ниже по дороге, открылась на углу Сентер-стрит и Хобарт-стрит, где сегодня стоит первая церковь Данверса. Старый дом молитв остался гнить и делал это довольно медленно [12]. Успокоение все не наступало: дети Берроуза требовали компенсаций и в 1750 году. Грин проповедовал против предсказывания будущего через десять лет после Салема. Прихожане все так же спали на скамьях молельни. Патнэмы все так же жаловались на деревенских проповедников.
Один приезжий в 1704 году нашел Массачусетс некомфортным местом, где никто не знал, «ложась спать, доживет ли он до утра или погибнет от рук безжалостного дикаря» [13]. Сьюэлл просыпался от кошмаров про французов в 1706 году. Мэзер в тот год чуть не попался индейцам-мародерам недалеко от Андовера, его племянница попала в плен и пропала без вести примерно тогда же. Хотя разговоры об ангелах зла поутихли, ожидание апокалипсиса никуда не делось. Мэзер перенес его приход в своем предсказании на 1715 год. Сьюэлл и Нойес все еще горячо спорили о пассажах из Откровения. На скалах Бранфорда в Коннектикуте появились двухметровые русалки с хвостами-трезубцами, о чем Коттон Мэзер предупредил Лондонское королевское общество [14]. В начале 1730-х бостонские священники вызвались излечить «вредные нехристианские раздоры и разногласия, возникающие и господствующие» среди городских прихожан Салема. А их пастор, утверждали они, такой же «немиролюбивый», каким был Пэррис [15].
Судебные процессы не разрушили церковь, но – с помощью новой хартии в сочетании с силами, которые уже пришли в движение, – подточили ее фундамент. Пытаясь доказать одно, пуританские ортодоксы в итоге доказали совершенно другое. Сама идея чистосердечного признания была скомпрометирована. Мэзер провозглашал, что Господь послал на землю дьяволов, дабы «закрыть рты неверующим»; Роберт Калеф заметил, что из-за этих ангелов зла как раз и появилось достаточное количество атеистов [16]. Хейл не был одинок в более тщательной переоценке своих принципов. Когда, через десять лет после Салема, присягу принимал новый губернатор Массачусетса, он делал это по традиционной англиканской церемонии, с целованием Библии. Мэзер теперь рукополагал баптистов. Сьюэлл дожил до времен, когда в Новой Англии стали праздновать Рождество. Никто не летал по воздуху до 1692 года, равно как и после этого. Люди продолжали обвинять друг друга в колдовстве и на протяжении XVIII века, но в