– Ой-ё, – пробормотал он себе под нос и с осторожностью нажал на створку.

Его встретил запах роз: белые розы Йоркшира красовались в высоких вазах и гирляндами свешивались над плотной толпой собравшихся. К алтарю тянулась вереница нарядных шляпок. Появление Страйка осталось почти незамеченным, но кое-кто вытаращил глаза. Протискиваясь вдоль задней стены, он вглядывался в дальний конец прохода.

Распущенные локоны Робин украшал венок из белых роз. Лица ее Страйк не видел. Гипс был снят. Длинный багровый шрам от кисти до локтя виднелся даже с такого расстояния.

– Согласна ли ты, – зазвучал голос невидимого викария, – Робин Венеция Эллакотт, взять в законные мужья этого мужчину, Мэтью Джона Канлиффа, чтобы отныне быть с ним…

Ослабевший, переволновавшийся Страйк не сводил глаз с Робин. Он не заметил, как придвинулся к цветочной композиции в элегантном бронзовом вазоне в форме тюльпана.

– …в радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть…

– О черт! – вырвалось у Страйка.

Задетая им цветочная композиция медленно накренилась, и вазон с оглушительным лязгом поскакал по полу. Все присутствующие, включая жениха и невесту, повернулись на этот грохот.

– Господи… виноват… – беспомощно выдавил Страйк.

Из середины зала раздался мужской смех. Гости вновь повернулись к алтарю, но несколько человек еще сверлили Страйка гневными взглядами, пока не опомнились.

– …не разлучит вас, – с ангельским терпением закончил викарий.

Красавица-невеста, ни разу не улыбнувшаяся за все время службы, вдруг просияла.

– Согласна, – звонко ответила она, глядя прямо в глаза… нет, не застывшему жениху, а еле живому, израненному человеку, опрокинувшему ее цветы.