д'Аркуром, чтобы переночевать у нее в замке по дороге в свое собственное имение. И в связи с этим Роза просто обязана была встретить их у себя дома, стоя на последней ступеньке парадной лестницы.

Поэтому она удалилась. Агнес проводила ее до вестибюля, где Роза посчитала своим долгом высказаться по поводу Адель:

– Ты допускаешь большую ошибку, Агнес, принимая эту девчонку у себя дома, как будто она из нашего круга. Выгони ее вон, не затрудняя себя объяснениями. Ты слишком много значения ей придаешь, вот увидишь, как-нибудь она этим воспользуется.

Агнес подернула плечиками и подняла глаза к потолку:

– Это просто невыносимо! Честное слово, вы, наверное, сговорились – ты и Гийом? Он тоже ее ненавидит, и это несмотря на то, что она его родная кузина…– Если бы было необходимо любить всех своих родственников, жизнь стала бы нестерпимой! Гийом, видимо, также полагает, что тебе не следовало бы в данном случае так тесно поддерживать родственные связи.

– Может быть, и так. Но я ее ценю. Она всегда такая милая и понятливая, всегда готова оказать услугу…

– Она отъявленная лицемерка, вот кто она! Могу дать руку на отсечение и поклясться своей головой, что это так!

Агнес рассмеялась в ответ на эту горячую клятву, внимательно присмотревшись к головке своей подруги, окруженной, как ореолом, пышной прической из блестящих на солнце волос,« к ее пухленькой ручке:

– Мне будет, очень жаль! Уверена, что ты потеряешь и то, и другое! Ведь ты не знаешь Адель. И поэтому ты не имеешь права, ее судить!

– Да нет, имею. Но ты – слепа! Сожалею, но в тот день, когда ты прозреешь, боюсь, будет слишком поздно. И я буду страдать, видя тебя несчастной, потому что я очень тебя люблю!.. Ах, Боже мой! – вздохнула она, посмотрев на свои часики, в виде украшения висевшие у нее на поясе. – Я совсем забыла про своих стариков! До встречи, моя дорогая! И помни о том, что я тебе сказала!

– Хорошо, обещаю тебе! Поцелуй от меня детей! Воздушный поцелуй на кончиках пальцев – и Роза упорхнула к своей коляске. Агнес на мгновение задержалась, охваченная странным желанием броситься вслед за ней. Внезапно присутствие Адель в ее маленькой гостиной почему-то сделалось ей неприятным, она особенно остро ощутила потребность побыть немного одной. Может быть, потому, что последние слова ее подруги оставили след в ее сознании… Вдруг возникло ощущение близкой опасности, которая поджидала ее там, за этой закрытой дверью!

Застыв у двери и не решаясь войти, она было решила подняться к себе в комнату и послать сказать своей гостье, что почувствовала себя плохо и не сможет ее принять, но прогнала прочь эту мысль, посчитав ее глупой. Ну как может бедная Адель, всегда такая вежливая и предупредительная, представлять собой опасность? В конце концов она, Агнес, не должна придавать значения необоснованным предчувствиям Розы и Гийома. Ведь предчувствия никогда не основываются на реальных фактах. И она вошла.

Агнес вошла в гостиную в тот самый момент, когда Адель, громко высморкавшись, вытирала глаза.

– Но… Вы плачете? – удивилась мадам Тремэн. – Что с вами случилось, кузина?

– Да так… ничего. Соринка, я думаю, – ответила та голосом, достаточно дрожащим для того, чтобы Агнес не поверила ни единому слову ее заверений. Агнес обняла ее и подвела к небольшому канапе, где усадила рядом с собой:

– Посмотрим. Скажите мне, что произошло. Вы же знаете, какое участие я принимаю в вашей судьбе…

– Да, я знаю… Вот поэтому-то я и чувствую себя такой несчастной. Я вас умоляю, кузина, не расспрашивайте меня больше ни о чем, лучше позвольте мне скорее уйти…

– Но почему, наконец?

– Я… я не могу свыкнуться с мыслью, что что-то может доставить вам страдания… Поэтому очень прошу вас, отпустите меня.

Вскочив, Адель быстрыми шагами направилась к двери. Впрочем, она не очень торопилась: так, чтобы дать возможность Агнес себя опередить…

– Вы и так уже слишком много сказали… но недостаточно. И постольку, поскольку я являюсь причиной ваших слез, я хочу знать. Смею заверить вас, Адель, вы не выйдете отсюда, пока не расскажете мне все.

Кузина подняла на нее глаза, напоминающие глаза несчастного спаниеля, в которых отражалась напряженная внутренняя борьба. Наконец она бессильно опустилась на пуфик у камина и, тяжело вздохнув, прошептала:

– Боюсь, что вы меня возненавидите. Вы так болезненно переживаете все, что касается моего кузена…

Агнес как-то сразу потускнела:

– А… мой супруг? Вы что-то знаете о нем?

– Да… – ответила она, затем в диком приступе ярости и злобы выкрикнула: – Он плохой, мерзкий человек! Человек без чести и без совести! Я уверена, он совершенно не стоит вас…

Оставшись бесчувственной к этой лести, молодая женщина возмущенно воскликнула:

– С какой стати вы пересказываете мне всякие сплетни… и тем более в доме, где вас пока еще принимают? Я никогда не думала, что вы способны на такую низость!

– Если бы речь шла о каких-нибудь пустяках, я бы и сама никогда не обратила на это внимания. Сколько было и клеветы, и пустых разговоров, – я всегда была к ним равнодушна. Этот человек очень уж безразличен ко всем, чтобы давать повод недоброжелательным слухам. Или по крайней мере я считала…

– Что вы считали?

– Что он безразличен. К сожалению, оказалось, что это не так. Он просто мужчина, вот и все!

– Но объяснитесь же, наконец! – вскричала мадам Тремэн, выходя из себя. – Если вы можете сформулировать обвинение против него – так давайте! И обязательно с доказательствами! Или же – убирайтесь! Если учесть все, что вы сейчас наговорили, мне кажется, это будет наилучшим решением. Я сожалею, что принимала вас у себя!

Внутренне ликуя, Адель вытащила из кармана, спрятанного в складках своей юбки, тот самый предмет женского нижнего белья. Если семья Гийома не распадется после этакой аферы, она бы хотела быть изгнанной навсегда из этого дома, в который доныне так страстно стремилась!

– Вам нужны были доказательства? Вот это вас устроит?

– А что это? – прошептала едва слышно Агнес; гнев ее утих под влиянием внезапного беспокойства.

– Рубашечка! Я обнаружила ее в кармане одной из курток моего кузена, когда гладила белье. И я не думаю, что она принадлежит вам.

Руки молодой женщины дрожали, когда она осторожно прикоснулась пальцами к тонкой материи. И потом, разглядев монограмму, вышитую среди цветов, она словно оцепенела, все еще не веря своим глазам.

– Это невозможно! – сказала она сдавленным голосом… – В его кармане, вы говорите?.. Но, проверяя белье перед стиркой, Жервеза Морэн должна была бы