– Понятие о справедливости от меня не зависит, – вставил Данилов. – Тут уж ничего обещать не могу.

– Хорошо, – кивнула Елена. – А по остальным пунктам можешь измениться? Ну хотя бы попытаться, а? Всерьез?

– Если я сделаю это, то ты меня бросишь, – серьезно сказал Данилов.

– Почему? – удивилась Елена.

– Потому что не захочешь жить рядом с унылым, бесхребетным, ни на что не годным слизняком.

– А-а-а... Ну-ну! Ясно. Это ж какое мне счастье привалило – живу с веселым, сильным, уверенным в себе мужчиной! – На глазах Елены выступили слезы. – И как живу – каждый день жду сюрпризов!

– Поехали за соками! – Данилов попытался выехать с тележкой из закутка, но Елена преградила ему дорогу.

– Выслушай меня до конца и больше не передергивай! – срывающимся голосом потребовала она. – Я имела в виду, что тебе надо учиться идти на компромиссы там, где это надо, а ты вывернул мои слова наизнанку!

– Я не выворачивал, просто перевел...

– Вывернул! Да еще сделал это, упиваясь своими мнимыми достоинствами! Ну скажи, что хорошего в том, что тебя не может долго выносить ни один начальник?

– Это их проблемы.

– Это твоя проблема! – вздохнула Елена. – Им-то что? Они избавляются от тебя и вскоре забывают, что был такой еж, доктор Данилов. А ты мечешься с места на место, кидаешься из специальности в специальность, страдаешь... Я же вижу, Вова, как ты страдаешь. Даже сейчас.

– Ты ошибаешься...

– Не ошибаюсь. Тебе плохо, тебе неприятно, но ты хорохоришься. Правильно, ты же настоящий мужчина! Вожак! Альфа-самец.

– Лен, теперь ты не передергивай, – попросил Данилов. – Ты, когда злишься, часто передергиваешь. А потом я же и виноват...

– Пошли, Данилов, – вздохнула Елена. – Только сначала не к сокам, а к водке.

– Шутишь? – не поверил Данилов.

– Нет, не шучу. Тебе нельзя пить, а мне можно. А сейчас – просто необходимо. Стакан под соленый огурец и горбушку черного хлеба. А может, и два стакана... напиться, забыться и успокоиться. Может, хоть так получится!

Данилов не поверил, но возле стеллажей с алкоголем Елена попросила его остановиться и скрылась за спинами других покупателей. Не прошло и минуты, как она вернулась с поллитровкой в руках.

– Выбор хороший, – одобрил марку Данилов.

– Как любит говорить мой первый муж: «Бери, что подороже – не ошибешься».

Совершенно невинное упоминание о бывшем муже вызвало у Данилова необычайно сильный прилив раздражения. Он и сам не смог бы объяснить почему. Просто так получилось.

Раздражение привычно обернулось головной болью, да такой сильной, что Данилову немедленно захотелось на свежий воздух. «Сейчас еды возьмем – и выйдем», – успокоил он себя, лавируя тележкой в толпе.

– Что случилось? – обеспокоилась Елена, заметив перемену в состоянии Данилова. – Это ты на водку так реагируешь? Извини, я дура...

– Водка тут ни при чем. – Данилов мягко отвел в сторону руку Елены. – Тебе надо – бери. Мне ее налей да под нос подставь – пить не стану. И не потому, что воздерживаюсь, а потому, что не хочу. Видимо, то количество, которое мне на всю жизнь отпущено, я уже выпил. Просто голова разболелась...

Водку Елена все же оплатила на кассе. «Продолжает злиться, – подумал Данилов. – Надо бы разрядить обстановочку...» Сложив покупки в багажник, он аккуратно, как любила Елена, закрыл крышку и предложил:

– Пойдем перекусим.

– Куда? – не стала отказываться Елена.

– На твой выбор.

Елена выбрала фастфудовскую пиццерию.

– Сто лет пиццы не ела, можно и разговеться.

Пицца в ее представлении относилась к запретным высококалорийным блюдам.

Данилов намеревался, вернее, надеялся есть пиццу под «легкий треп», то есть под ненапряженный разговор о том о сем. Скоропомощные сплетни, свежие новости из школы, в которой учился Никита, новинки кинопроката, намечающиеся варианты квартирного обмена (что-то очень давно не слышал Данилов про новые варианты), да мало ли тем!

– У Никиты к школе все готово? Ничего купить не надо? – спросил Данилов, ставя на свободный стол поднос с тарелками.

– Кроме усидчивости, у него все есть, – ответила Елена.

Первый кусок пиццы был съеден Еленой в молчании. Молчал и Данилов, не в его привычках было лезть с разговорами к тем, кто к разговорам не расположен. Недаром говорится: «Когда я ем, я глух и нем».

Запив пиццу газировкой, Елена заговорила. Все о том же, о наболевшем.

– Стабильность, Вова, вот чего мне недостает. – Голос ее был тих, а зеленые глаза смотрели на Данилова устало и печально. – Неужели я хочу невозможного?

– Жизнь вообще крайне нестабильная штука. Кому, как не тебе, проработавшей всю жизнь на «скорой», это знать?

«Ну вот, зачем она снова за свое?» – с тоской подумал Данилов, которого только-только отпустила головная боль.

– Хорошо. – Елена на секунду прикрыла глаза. – Скажу по-другому. Жизнь – крайне нестабильная штука, и мне не хочется, чтобы мой муж постоянно увеличивал эту нестабильность! Я уже не раз говорила, что ты хороший врач, но отвратительный подчиненный!

– Так уж и отвратительный! Кстати, на «скорой» я работал долго...

– Именно так – отвратительный. А знаешь, почему ты так долго проработал на «скорой»? Да потому, что у тебя заведующий подстанцией был тюфяк. Он жил по принципу «как оно есть – так оно и есть». А все прочее начальство было от тебя далеко. И еще у тебя была самостоятельность, на вызовах ты сам принимал решения и никому не подчинялся. А стоило тебе попасть в другие условия, как...

– Лен, такие разговоры не способствуют пищеварению, – миролюбиво сказал Данилов. – Я сказал, что хотел, ты сказала, что хотела, давай теперь о погоде поговорим или еще о чем-то нейтральном...

– Да как я могу говорить о чем-то нейтральном, если голова моя занята совсем другим?! – На крик Елены дружно обернулись все сидящие за соседними столиками.

– Возьми на полтона ниже, – посоветовал Данилов.

Был шанс, пусть даже и совсем маленький, крошечный такой шанс, что Елена одумается, извинится и заговорит о чем-то другом. Был... но не реализовался.

– Данилов, перестань затыкать мне рот! – Голос Елены стал вполовину тише, но напряженность между ними от этого не уменьшилась, а только возросла. – Я взрослая женщина, сама себя содержу, ни от кого не завишу и могу говорить все, что мне вздумается и так громко, как хочу!

– Но люди...

– Тебя интересует, что подумают люди?! – Елена искривила лицо в гримасе, призванной выразить удивление. – С каких это пор?

– Я просто не хочу, чтобы ты портила им аппетит.