его удивление, когда в конце завтрака Ривас провозгласил, стоя со стаканом в руке: «Patria у Libertad!», подхваченное всеми присутствующими.

Отечество и свобода! Воодушевление, вызванное этими словами, казалось здесь еще более странным, чем сами слова.

Глава XLIII

КТО ОНИ?

Когда завтрак был окончен, братья встали все разом и покинули трапезу. Некоторые разошлись по своим кельям, другие сели на скамьи перед домом и закурили папиросы. Настоятель, ссылаясь на спешные дела, попрощался со своими гостями и удалился. Керней и Рок могли, наконец, поговорить друг с другом.

Не желая, чтобы братья могли их слышать, они сошли на аллею, когда-то, вероятно, усыпанную песком, теперь же заросшую мхом и травой. Ветви деревьев, сплетаясь вверху, защищали гуляющих от слишком яркого солнца. Пройдя сотню шагов, беглецы очутились опять под открытым небом. Здесь они заметили, что стоят на краю обрыва или пропасти, служащей границей площадки, на которой был воздвигнут монастырь. Отсюда их взору представился самый красивый ландшафт, какой только мог видеть человеческий глаз.

Но красота природы их мало трогала, и, бросив беглый взгляд на чудную картину, они повернулись к ней спиной и сели друг против друга. Эта площадка была, вероятно, любимым местом прогулки монахов, судя по расставленным здесь скамейкам.

— Ну, Крис, старый товарищ, — начал Керней, — немало мы пережили за эти сутки! Что вы думаете о наших новых знакомых?

— Капитан, вы мне предлагаете настоящую загадку!

— В самом ли деле они монахи?

— Не сумею вам сказать. Да и что меня спрашивать? Я никогда не видел монахов до моего посещения с вами Мексики. В Сан-Антонио, в Техасе, может быть, и было их несколько, но я могу судить о них только понаслышке и, признаться, склонен думать, что здесь нет ни одного монаха.

— Неужели же это попросту разбойники?

— А кто же знает? Ривас ведь слывет атаманом сальтеадоров, то есть разбойников. Но я сильно сомневаюсь в этом. Каково ваше мнение?

— Меня бы это сильно удивило, — ответил Керней, — мне он кажется, напротив, высокопорядочным человеком. Он был офицером и имеет чин капитана.

— Я этому охотно верю, но не надо забывать, что по всему течению Рио-Гранде есть много мексиканских офицеров, которые были грабителями, начиная с поручиков и кончая генералами. Из полковников назовем хотя бы Чаперраля, известного своими разбоями и убийствами. А Санта-Анна, кто же он, если не разбойник? Звание офицера не гарантия честности. Во время революции офицеры в этой стране становятся бандитами и наоборот.

— А если это разбойники, что же нам тогда делать?

— Зачем разбираться, когда у нас нет выбора? Мы во власти наших хозяев, и, кто бы они ни были, мы в настоящее время только у них можем найти приют и покровительство, чем мы уже и воспользовались.

Керней молчал, обдумывая слова техасца, вспоминая все, что он слышал о Ривасе, сопоставляя с этим его действия и надеясь таким образом разрешить интересовавшую его загадку.

— Если мы попали в притон бандитов, — сказал он наконец, — придется перенести все последствия. Они захотят, чтобы мы примкнули к их шайке, а это будет очень неприятно.

— Конечно, капитан, что может быть неприятнее для честного человека? Но если к этому он принуждается силой, тогда совсем другое дело. К тому же в Мексике ведь не то, что в Техасе или в Соединенных Штатах. Если к воровству не присоединяется жестокость, то оно не считается у них бесчестьем. Я слышал раз, как один мексиканец уверял, что разбойник с большой дороги ничем не хуже, чем государственные деятели и законодатели, обворовывающие страну. Во всяком случае, — продолжал он, — я ничего не утверждаю, я столько же считаю их бандитами, сколько и монахами. Могу только сказать, что эти симпатичнейшие люди, каких я когда-либо встречал, и мне не верится, чтобы они принудили нас к бесчестным поступкам. Будем же относиться к ним с уважением, пока не получим доказательств, что они недостойны его. Тогда мы поступим с ними по заслугам.

— Если это нам удастся, — заметил Керней, — впрочем, займемся лучше настоящим… Что предпринять?

— Оставаться, конечно, здесь с нашими новыми знакомыми.

— Да, я не вижу другого выхода. Будем надеяться, что уйдем отсюда с чистой совестью, так как в сущности ничто не доказывает, что мы у воров.

— Я заметил даже обстоятельство, доказывающее противное.

— Какое?

— В доме нет ни одной женщины. Когда я заходил сегодня в кухню, я не заметил ни одной юбки. Полагаю, что это более похоже на монахов, чем на разбойников. Что вы об этом думаете, капитан?

— Право, не знаю, может быть, мексиканские разбойники похожи в этом случае на итальянских, которые не любят таскать с собой женщин.

— Не странно ли, однако, — прибавил техасец, — что монахи расставляют везде часовых? Я видел их и вчера, и сегодня, с ружьем в руке возвращавшихся с постов.

— Все это очень странно, но мы ведь разгадаем же когда-нибудь эту тайну. Кстати, — прибавил он, — что сталось с карликом?

— Право, не знаю, капитан, я о нем ничего не слышал с той минуты, как его увел дворецкий, и желал бы его никогда более не видеть. Экая образина!

— Его, наверное, куда-нибудь, заперли. Пусть он себе там и остается, а мы, вероятно, сейчас узнаем что-нибудь об ожидающей нас участи, так как к нам идет настоятель, — сказал Крис Рок, заметив подходящего к ним мнимого монаха.

Глава XLIV

НАСТОЯТЕЛЬ МОНАСТЫРЯ

— Amigo, — сказал настоятель, обращаясь к Кернею, — позвольте мне предложить вам сигарету и извиниться, что я не подумал об этом раньше. Вот манильские и гаванские, выбирайте, пожалуйста.

За монахом шел дворецкий, неся большой ящик с сигарами, он поставил его на одну из скамеек и удалился.

— Спасибо, святой отец, —