– восстановление в рядах вооруженных сил лишь тех военных, которые не нарушили военного законодательства (офицеры и солдаты Кааманьо тогда считались бы мятежниками и восстановлению в армии не подлежали бы);

– передача сданного ОАГ оружия доминиканским вооруженным силам (то есть войскам Имберта) в течение 15 суток после его сдачи;

– «желательно», чтобы все коммунисты покинули страну;

– хунта одобряла концепцию «институционного акта», который должен был стать основой новой конституции и вступить в силу до вступления в должность избранного на выборах правительства;

– предоставление «правительству» Имберта права осуществлять полицейские функции в Санто-Доминго в целях скорейшего возвращения города к «нормальной жизни».

Заняв заведомо неприемлемую для конституционалистов позицию, Имберт еще и зарезервировал за собой право выдвигать новые изменения и дополнения к плану Банкера[610].

На встрече с Банкером Имберт особенно настаивал на том, чтобы новая конституция Доминиканской республики была утверждена до президентских и парламентских выборов. Он не скрывал, что требует этого потому, что опасается победы на выборах сторонников Боша и Кааманьо, которые в таком случае добьются принятия более радикального основного закона страны.

«Посол Банкер заговорил первым, подчеркнув уважение США к Имберту как доминиканскому патриоту, который уже дважды сыграл видную роль в кризисные моменты, чтобы спасти страну, первый раз против Трухильо, второй раз – против коммунистической угрозы. Он (Имберт) всегда будет заслуживать благодарности своего народа за эти действия, и США всегда будут его за это уважать. Но сейчас ему придется пойти на новые жертвы, а именно – добровольно отказаться от поста главы правительства национальной реконструкции и освободить дорогу для более представительного временного правительства, которое могло бы исправить серьезные недостатки доминиканского общества и привести страну к выборам. Такой жест с его стороны в это время был бы актом высочайшего патриотизма и навеки запечатлел бы его имя в доминиканской истории».

Имберт понял, что оказался очередным «американским сукиным сыном», чье время уже истекло.

«Имберт был явно поражен таким подходом, но быстро пришел в себя и стал подчеркивать свои собственные патриотические мотивы. Он принял власть по двум причинам, и только по двум; во-первых, из-за любви к родине, во-вторых, потому что Соединенные Штаты, страна, которой он давно восхищался превыше всего на свете, попросила его взять на себя эту миссию; он „ненавидит“ политиков, которые не принесли стране ничего, кроме нищеты, и видит в девятимесячном периоде до выборов возможность очистить дом и начать реальную борьбу с коррупцией, имеющей столь обессиливающее влияние в этой стране. Его искренним собственным желанием является, подчеркнул он, создание реального демократического правительства».

Однако никакой патриотизм и служение родине не могли заставить Имберта отказаться от власти. 27 июня 1965 года Банкер сообщал, что именно из-за Имберта пока не удалось создать временное правительство.

«Основной трудностью, с которой мы сейчас сталкиваемся, является позиция Имберта и его сторонников в правительстве национальной реконструкции. Он чувствует, что на карту поставлена его гордость, и боится стать объектом насмешек, если уйдет в отставку, так как каждый знает, что именно мы попросили его занять нынешнюю должность. Воззвания к разуму и патриотизму пока не дали никаких результатов…»[611]

Причем Банкер отмечал, что Имберта поддерживают в его непримиримой позиции и некоторые представители американских СМИ в Доминиканской республике, которые, как и сам Имберт, предпочитают военное решение доминиканского кризиса, то есть полный разгром конституционалистов. Банкер критиковал и неуступчивость реакционных генералов вроде Вессина и де лос Сантоса, но одновременно отмечал, что США должны опираться на доминиканских военных и поэтому не допускать радикальных перемен в военном командовании.

Чтобы подсластить Имберту горькую пилюлю, Банкер предложил наградить его орденом Почетного легиона и организовать встречу диктатора с президентом Джонсоном – хозяин Белого дома должен был сделать специальное заявление, полное похвал Имберту за его «патриотическую роль» в борьбе с коммунизмом.

Помимо пряника американцы были готовы использовать и кнут. Банкер отмечал, что вся хунта Имберта держится только благодаря финансовой поддержке США. Поэтому если «Имберт и компания» вздумают и дальше играть в самостоятельность, достаточно будет прекратить выплачивать жалованье правительству хунты и ее вооруженным силам.

Что касается конституционалистов, Банкер не считал их, в отличие от Имберта, главной помехой на пути мирного урегулирования. Но Кааманьо продолжал решительно отказываться от депортации коммунистов и настаивал на легализации «Движения 14 июня» (что почему-то теперь было неприемлемо для США). К неудовольствию Банкера, конституционалисты требовали неукоснительного соблюдения прав и свобод человека, в том числе и в отношении коммунистов[612]. Не нравилось Банкеру и предложение об одобрении конституционного акта парламентом страны. Однако в целом американцы считали, что конституционалисты ослаблены недавним поражением от 82-й дивизии и готовы пойти на предложенный Банкером вариант урегулирования. Больше всего, по оценкам Банкера, сторонники конституционалистов боятся репрессий после того, как сдадут оружие.

8 июля 1965 года руководство конституционалистов собралось на совещание, чтобы определить свое отношение к плану Банкера. Кааманьо и его друзья-офицеры заняли нейтральную позицию. Пенья Гомес от имени ДРП и Боша призывал принять план Банкера, так как в противном случае американцы могут быстро ликвидировать конституционалистов военным путем. Аристи и Кури высказались против плана Банкера, так как он не предусматривал восстановления конституции 1963 года, что было главной целью апрельской революции 1965 года. Но и Аристи был вынужден признать, что никаких перспектив военной победы у конституционалистов нет. В конечном итоге четырьмя голосами против двух было решено согласиться с планом Банкера[613].

Весь август Кааманьо и его соратники настаивали на удалении из вооруженных сил реакционных генералов, прежде всего Вессин-и-Вессина и де лос Сантоса[614]. Банкер считал, что этот вопрос надо оставить на усмотрение временного президента. Сам Годой был согласен с конституционалистами, так как больше всего боялся военного переворота со стороны группы Вессина – Имберта, а не мифических коммунистов.