Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Успеваю, товарищ генерал. Слежу все с тем же напряженным интересом, – отчеканил Сарматов.
– Ну-ну, – ухмыльнулся Толмачев. – Все это была информация к размышлению. А вот тебе информация к действию: два дня назад эти паскудники, люди Савимби, напали на поселок строителей ГЭС. Почему именно на этот поселок? Да потому, что строят ту треклятую ГЭС иностранные специалисты – наши, французы, немцы, чехи. Вот для них в свое время ангольцы и построили поселок в колониальном стиле – коттеджи, корты, бары и прочая фигня. И тут же, в этом замечательном поселке, живут семьи иностранных военспецов. Уразумел фокус? На воинские части они не напали – не дураки, они напали на обычный жилой поселок…
Теперь Сарматов действительно весь превратился во внимание. Сложно ли представить себе эту картину: мирный выходной день, африканская жара, ребята после вахты – кто гоняет мяч, кто возится с детишками, кто нежится с молодой женой в постели, кто оттягивается в баре холодным пивом… И вдруг на тебе: вооруженные до зубов, безжалостные, не понимающие никаких человеческих правил поведения борцы за идею. Они, как стая саранчи, мгновенно заполняют поселок, выискивая военных: наших – по тренировочным костюмам, кубинцев – по именным браслетам на запястьях. Кого в упор, кого к стенке, и самое страшное – нет возможности постоять за себя, за своих, нет возможности убить хотя бы одного врага, чтобы не умереть неотомщенным.
– В общем, – завершил вводную часть генерал, – эти паскудники захватили наших людей. И не только наших. Там рабочие, инженеры и прочие иные специалисты из соц– и капстран, которые электростанцию этим черным придуркам строили. И самое для нас плохое – там жены и дети наших военнослужащих. Самих военнослужащих, по нашей информации, им взять не удалось – кубинские посты успели поднять тревогу, так что отстреливались ребята до последнего – и наши, и кубинцы. Вкруговую. Вот что значит караульная служба была поставлена!..
– Это плохо, – покачал головой Сарматов. – Нет, не то, конечно, что караульная служба хорошо поставлена. Плохо, что заложники… да еще женщины и дети. Это значит, Савимби может потребовать от нас все, что ему только в голову взбредет, так?
– Вот именно, вот именно, – согласно кивнул Толмачев и снова потянулся в ящик стола за коньяком. – Ну, раз у тебя налито, я чуток еще клюну, – подмигнул он Сарматову. И, крякнув над картой, поманил его: – Иди сюда, ближе. Я так понимаю, его цель – пресс-конференция для западных СМИ. С какими намерениями: во-первых, обнародовать факт нашего широкомасштабного военного присутствия в Анголе. Доказательств у него больше чем достаточно: документы погибших военнослужащих, инструкции по обучению пользованию новейшей военной техникой, жены и дети погибших, которых по дороге обработают так, что они скажут все, что от них потребуют. Во-вторых, лишний раз продемонстрировать, что только он способен бороться с красной угрозой. В-третьих, он попытается обменять заложников на своих попавших в плен боевиков. Да за такую впечатляющую победу Конгресс ему любую помощь выложит на блюдечке! Ну вот, теперь, я думаю, ты понял все, что было необходимо.
Сарматов задумчиво кивнул и склонился рядом с генералом над картой. Он действительно составил картину происходящего и понял, где ему придется отпуск проводить и чем заниматься в ближайшее время.
– Вот здесь мы засекли их последний раз с воздуха, – показал генерал пальцем на ничем не примечательную точку на карте. – Они движутся на юго-запад, на стык границ Замбии и Ботсваны. Дня через два вполне могут пересечь границу, если мы им в этом не помешаем. К акциям устрашения, к резне они прибегать не будут – не в их интересах. Кроме того, как я тебе уже сказал, там не только наши, но и несколько французов и пара западных немцев. Этих только тронь – вонь на весь свет поднимется! Ну, как мыслишь, что тут можно сделать?
– Пару вертушек нужно, взвода два спецназа, неплохо бы еще со стороны границы проход им перекрыть, – ответил Сарматов и выжидающе посмотрел на генерала.
– Неплохо, – грустно усмехнулся Толмачев. – Только ничего этого не будет. А будет тебе полтора десятка человек, правда, самых лучших, плюс транспорт для доставки освобожденных заложников в столицу. Вот и все, что мы можем тебе предложить. Выкинут тебя с ребятами в тридцати километрах от предполагаемого маршрута этих головорезов, а дальше пехом, ориентируясь по обстановке. Даже связью пользоваться вам не разрешили – есть надежные сведения, что за акцией Савимби следит ЦРУ. На связь выйдешь, только когда заложники будут освобождены…
– Не понял! – побледнел от гнева Сарматов. – Значит, вы запускаете нас безо всякой поддержки, без прикрытия? Ну а если Савимби возьмет да усилит группу захвата, поддержит ее серьезными силами, значит, вся операция насмарку и людей я зазря положу?
– Ну, тут я пас! – Толмачев развел руками. – Тут ничем помочь тебе не могу. Завелся у нас в Конторе один чин из новых – из демагогов. Из партаппарата. Когда-то руководил обучением этих повстанцев, которые теперь ему же на голову и насрали. Но поскольку он до конца облажаться не хочет, то и втирает всем и каждому в Генштабе, что, дескать, нам ни в коем случае нельзя даже пытаться их останавливать.
– Это почему же, интересно было бы узнать?
– Очень просто, – Толмачев опустил голову. – Они-де сразу половину заложников порешат к чертовой бабушке и на нас спишут.
– Хорошо, хрен с ним, но неужели их маршрут никак перекрыть нельзя? – не уступал Сарматов. – И овцы были бы целы, и никакой пресс-конференции!
Генерал, подумав немного, посмотрел на не тронутый майором фужер с коньяком, вдруг сказал:
– Может, все-таки выпьешь?
– Не буду! – Сарматов отрицательно покачал головой.
Толмачев решительно отодвинул от себя свой пустой фужер и отработанным командным голосом произнес:
– Сарматов, ты в отпуске, так что вполне можешь отказаться. Но сразу предупреждаю: если откажешься, то очередного звания в ближайшее время можешь не ждать.
Сарматов пристально поглядел в глаза генерала и вкрадчиво спросил:
– Не понял, товарищ генерал. Вы-то что мне советуете?
– Я? То же, что ты и сам, кажется, уже решил. По всему этому раскладу, думается, тебе бы лучше пока без очередного походить, – так же тихо
