Секретарь Каспи говорил что-то о докладе, который придется подполковнику представить в штабе. Что-то еще, но Анри не думал об этом. Позже, в машине, когда они оказались в салоне вдвоем с Антуаном, тот успел сказать ему: «После всего придется пообщаться с СВДКР[1]. Я введу вас в курс дела, ничего не торопитесь говорить, пока мы не побеседуем». А затем в машине оказались и секретарь, и шофер, укладывавшие вещи, де Тассиньи замолчал и сменил тему на события в Тонкине.

А события в Тонкине напоминали мясорубку. Имели тот же эффект. Почти две тысячи убитыми и ранеными, и еще несколько сотен сейчас считались пропавшими без вести. И это выходило совсем не той арифметикой, на какую они рассчитывали в проведенной операции. Впрочем, результат казался не столь ужасающим, как при RC 4, особенно в свете того, что вьетнамцев они все-таки сорвали с места и дорогу контролировали. Битва была выиграна, но Ван Тай снова ушел. И если бы что-то зависело от Юбера, он бы отправился в погоню – добивать, потому что чертов вьет был достаточно ослаблен. Однако в форте это посчитали слишком опасным – сражаться в горах. Им и без того хватало жертв, которых они надеялись избежать.

Еще тогда де Латр, звонивший в форт, где находился во время боя Анри, заявил: «Вы отдаете себе отчет, подполковник, что они знали, куда мы спустим десант?»

И да, Лионец отдавал себе в том отчет.

Его план был практически идеален – не подкопаешься. Не мог Ван Тай случайным образом сосредоточить на месте высадки десанта такие силы, когда те согласно законам логики и здравого смысла должны быть брошены на штурм форта. Согласно данным разведки, вьеты не планировали оборону. Они готовились к наступлению. И как так вышло, что их встречали, становилось очевидным. Ван Тай – поджидал. А значит, информация просочилась извне, скорее всего, от своих.

У Юбера снова начались перебои со сном – проваливаясь в дрему, он тут же находил себя с раскрытыми глазами и чаще всего сидящим – на постели, в кресле, где угодно. Отдыха не стало, внутри черепа кипело. И весь он, следуя своему пути, сейчас сам стал его продолжением, зная, что лишь в самом конце сможет отдохнуть. Точно так же, как лента дороги, он устремлялся все дальше и дальше, ведомый единственным пониманием, что произошло и почему произошедшее чудовищно.

Его пребывание в Министерстве обернулось более-менее гладко. Впрочем, подполковник Юбер сам себя не помнил, как не помнил и того, что говорил. Эта часть его сознания и ответственности словно бы действовала отдельно от основного, на что работал весь организм. Генерал Каспи благосклонно принял выслушанное. Более всего он, конечно, был заинтересован в непосредственном факте победы. Это совещание отличалось от прочих разве только тем, что, кроме высшего командования, в Отеле де Бриенн присутствовал президент республики и его ближайшее окружение. В настоящее время все их внимание было обращено к маленькой точке на карте и к человеку, сухо и спокойно разъяснявшему случившееся.

Сам же Анри, все еще оставался доро́гой, уходившей вперед и вперед, далеко от этого места.

- В полдень у вас выступление на ФРТ[2], будут транслировать и на телевидении, и по радио, - сообщил генерал Каспи как-то совершенно буднично, будто бы подполковник каждый день выступал. Впрочем, Юбер только кивнул в ответ. Сердце его продолжало стучать размеренно, как если бы осколок под ребрами не врезался в плоть от каждого вздоха. Но так было давно. Непреложный закон существования. Осколок в груди доставлял ему куда меньше хлопот, чем отдельные люди, будь то генерал или сам президент. Или де Тассиньи, вломившийся к нему несколько недель назад посреди ночи, когда он собирался разложить прямо на полу женщину, которую любил больше земли и неба вместе взятых. И думать о том невыносимо. Жгло за грудиной тогда, когда нужно держать лицо. Внешняя непоколебимость непросто ему давалась. Выступление на радио и телевидении - залог ли доверия? Если ему голову с плеч, то кто останется?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Если ему голову с плеч – кто отыщет эту чертову дуру. Для себя. Чтобы понять.

Потом они шли коридором здания снова с Антуаном, на выходе собрались журналисты, но никто не задерживался для съемок и никто не давал комментариев. Выступление для общественности приберегали к радио- и телеэфиру. А они... они все время куда-то спешили с той минуты, как он спустился по трапу в Орли.

- С вашим дурацким званием пора что-то делать, - зачем-то обронил Каспи, когда они прощались. – Даже неловко будет представлять вас в студии.

«Запихните это чертово звание себе в задницу».

Нет, Лионец не сказал этого, хотя мог бы. Едва удержал. В последний момент вбил назад себе в глотку, и на вкус ему не понравилось. Лишь кивнул и вновь нырнул в автомобиль, теперь увлекающий его улицами Парижа дальше. Дорогой, продолжением которой он был сам. И тянулся вслед за ней до бесконечности больше десяти лет.

Декорации сменяли одна другую так быстро, что могла бы кружиться голова от мельтешения и усталости. Глаза прикрыл. Глаза раскрыл. И обнаружил, что стоит в сортире в здании ФРТ. Стены здесь выкрашены темно-зеленой краской. В кабинках тишина, никого нет. Де Тассиньи закрыл дверь, повернув механизм так, чтобы никто не вошел. У них оставалось несколько минут до эфира, на котором присутствовать должен был подполковник Юбер, руководивший десантной операцией, и член правительства де Тассиньи в качестве представителя Верховного комиссара.

- Со мной говорили уже, - сообщил Антуан, включив воду в умывальнике. Та зашумела, и Юбер подставил под кран ладони. Должно бы успокаивать, но не помогало.

- Вы сейчас о службе контрразведки?

- Именно. Наводили справки о вас, ваших контактах и о наших перемещениях в тот вечер.

- Нет ничего такого, что бы я должен был скрывать.

- Не дурите, Анри. Сейчас слишком многое на кону, потому даже тень на ваше имя мы бросить не позволим. Вы большой стратег, член штаба командования, и все, что о вас сегодня скажут в эфире – чистая правда.

- Именно поэтому, - Юбер повернул к Антуану свое лицо, на котором ярко выделялись только темные глаза, усталые, злые, мрачные, - именно поэтому я не собираюсь играть в какие-то игры ни с разведкой, ни с Комитетом национальной обороны. Повторяю, мне нечего скрывать.

- Анри, кроме вас, меня и генерала Каспи, никто не был посвящен в детали операции. Вы улетели в тот же день. Меня уже допросили, генерала тоже, но он вне подозрений. Понимаете, что это значит?