– Ее зовут Лейла Кумали. Запомните это имя, Бен: нам еще не раз придется иметь с ней дело. Возраст около тридцати пяти, разведена, но, кроме того, что она прожила здесь несколько лет, я ничего о ней не знаю.

Все это звучало вполне естественно, и я надеялся, что выбрал правильный тон, чтобы сообщить Брэдли: ему необходимо позвонить нашему другу и пусть тот прикажет своим людям разузнать об этой женщине как можно больше. И Брэдли меня не разочаровал:

– Вы сказали, Кумали? Можете повторить эту фамилию по буквам?

Я выполнил его просьбу, но не сделал ни малейшей попытки информировать Шептуна, что именно она и была той женщиной в телефонной будке. Да, я раскрыл тайну ее личности, но пока что знал о Лейле Кумали слишком мало, она не вписывалась ни в одну созданную мною схему. К тому же я опасался, вдруг кто-нибудь в правительстве, возможно даже сам президент, распорядится тайно арестовать Кумали, после чего ее выдадут какой-нибудь стране третьего мира и подвергнут там пыткам, чтобы выяснить местонахождение и личность Сарацина. Лично я не сомневался, что это стало бы полной катастрофой.

С самого начала я полагал, что вовлеченная в заговор женщина знает надежный способ выйти на связь с Сарацином. Я не изменил своего мнения о том, что, скорее всего, это некое безобидное сообщение на каком-нибудь форуме в Интернете, например на сайте знакомств. Или же оно погребено под грудой личных объявлений в мириадах бесчисленных электронных публикаций. Такое сообщение, ничего не говорящее постороннему, будет иметь крайнюю важность для Сарацина.

Эта остроумная система имела еще одно большое преимущество: она позволяла ставить мины-ловушки. Одно крошечное изменение, допустим написания слова, подскажет Сарацину, что его сообщница действует в условиях несвободы и ему надо исчезнуть. Если он будет предупрежден, что мы сидим у него на хвосте, то его вообще вряд ли когда-нибудь удастся поймать.

По этой причине я решил предупредить Шептуна напрямую, что выдача Кумали иностранному государству совершенно недопустима. Мне хотелось также лично сообщить ему подробности связи между действующим турецким копом и фанатичным арабским террористом.

С наступлением темноты я понял, что у меня есть прекрасная возможность изучить жизнь Лейлы Кумали гораздо подробнее.

Тени вокруг меня удлинялись. По-прежнему сидя на скамейке, я набрал еще один номер.

– Добрый день, мистер Броуди Дэйвид Уилсон, – сказал управляющий отелем, услышав мой голос. – Возможно, вам нужны новые приключения с помощью меня и простых людей-плотников?

– Не сегодня, – ответил я. – Я хочу узнать о Государственном цирке в Миласе: когда начинается и заканчивается представление?

– Вы человек многих больших неожиданностей. Хотите посмотреть цирковое представление?

– Нет, подумываю сам там выступить.

Он рассмеялся:

– Вы делаете со мной розыгрыш?

– Да, – признался я. – Коллега предложила сходить туда, и я прикидываю, сколько времени это займет.

– Мне нужно использовать линию Интернета, – сказал управляющий, и я слышал, как он стучит по клавиатуре. – Да, вот оно: все на языке турецких людей. Это очень большая удача, что вы имеете преимущество моих выходов в качестве переводчика.

– Что ж, это замечательные выходы, – заметил я.

– Время следующее: большой парад начинается в шесть вечера, а феерия заключительной части кончается в одиннадцать тридцать.

Поблагодарив его, я отключился. Примерно в восемь тридцать станет совсем темно. Под покровом ночи я смогу проникнуть в дом Кумали около девяти. К тому времени, когда она приедет из Миласа, минует полночь. Итак, у меня есть три часа на то, чтобы выполнить задуманное.

Конечно, здесь было определенное допущение: я исходил из того, что цирковое представление закончится точно по расписанию. Я догадываюсь, о чем вы сейчас подумали: уж кому-кому, а мне давно следовало бы понять, что такие допущения нередко чреваты опасностью.

Я взглянул на часы на перекрестке: было пять вечера. В моем распоряжении оставалось четыре часа: надо поскорее поехать в старый порт, найти там лодку и отправиться на поиски тайной тропы.

Но прежде всего мне следовало найти магазин, где продаются электрические приборы.

Маленькая рыбацкая лодка быстро двигалась параллельно Немецкому пляжу, пока загорелый шкипер не изменил курс, повернув руль и остановив ее у деревянного причала.

Когда я подошел к старику, чинившему лодочную лебедку на пристани для яхт в Бодруме, и заговорил о морской прогулке, которую хотел совершить, он поначалу ответил категорическим отказом:

– Никто не плавает к этому причалу. Французский дом – это… – Не в силах подобрать нужное английское слово, старик жестами показал нож, перерезающий горло.

Я понял, что он хотел сказать: такая прогулка запрещена.

– Уверен, что так и есть, но только не для полиции, – сказал я, показывая ему свой значок.

Мгновение старик смотрел на него, потом взял в руки и изучил более тщательно. Мне даже показалось, что он собирается попробовать его на зуб, чтобы удостовериться в подлинности.

Шкипер вернул значок, скептически взглянув на меня.

– Сколько заплатите? – спросил он.

Я объяснил, что ему придется подождать меня – в общей сложности прогулка займет часа три, – и предложил весьма щедрую плату. Старик улыбнулся, показав обломки зубов:

– Я думал, вы хотели арендовать лодку, а не покупать ее.

Все еще радуясь привалившей ему удаче, он положил лебедку на рыбацкие сети и жестом пригласил меня садиться в лодку.

Когда мы остановились у причала, я вскарабкался на борт лодки, сжимая в руках пластиковый мешок из магазина электроприборов, и выпрыгнул на берег. Над головой возвышался утес, и я понимал, что никто не мог видеть нас: ни из дома, ни с лужаек перед ним. И все же меня радовало, что на берег падает предзакатная тень. Признаться, я не был уверен ни в чем, кроме одного: мне категорически не нравились ни этот особняк, ни Немецкий пляж. И вряд ли понравится то, что я, скорее всего, здесь обнаружу.

La Salle d’Attente – Зал ожидания – имел такое название, как я теперь был убежден, из-за расположения этого дома: визитерам в те давние времена приходилось ждать лодку, чтобы попасть сюда. Если верить полузабытым преданиям, они приезжали в Бодрум, никем не замеченные, проводили какое-то время, уединившись в этом зловещем имении, а потом отбывали столь же таинственным образом.

Я полагал, что тогда в эллинге, по всей видимости, стоял прогулочный катер с каютой, в котором визитеры могли скрываться от посторонних глаз, когда он выходил навстречу проходящему грузовому судну.

Спускаться с утеса по тропинке смысла не имело: она была полностью открыта для обзора. Вот почему я решил, что есть какой-то другой путь из особняка в эллинг.