Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И роняю ему на руки тяжёлый кошель. Говорю же, умный парень! Мгновенно сопоставил линейные размеры объекта и его ощущаемый вес, со скоростью баллистического компьютера высчитал плотность вещества и сопоставил его с периодической таблицей элементов, нашёл тождественность вычислений и удельной плотности золота, хотя в физике – ни бум-бум. Гений! И он к тому же маг самый настоящий, кошель исчез прямо в его руках.
– Только! – тихо шиплю я, озираясь, как вор. – Давай это будет нашей маленькой тайной?! Идёт? Ну, какая это шутка, если все о ней знают, и никакой неожиданности нет? А? Тут же вся соль юмора – в недоумении! Выпил – пронесло. Выпил – опять пронесло. И так каждый раз! Друзья и знакомые – страдают, дристают, а ты ржёшь! И опять ржёшь! И снова ржёшь. Кайф же! Долгоиграющая шутка! Всяко лучше одноразовой! Согласен? Ну, тем более! Вот! Наш человек! Я в тебе и не сомневался!
– Какой-то… особый у вас юмор, – качает головой маг.
– Так потому я и Мрачный Весельчак! – весело отзываюсь я, – что только мне и смешно! А вот остальным – не особо!
Скоро сказка сказывается, а вот способы воздействия на функционирование такой сложноорганизованной системы, как человек, скоро и быстро не получаются. Упреешь!
И я злился бы на медлительность процесса и нашу с магом низкую производительность труда. Только вот мне как-то смутно помнится, что где-то в далёкой-далёкой галактике, вокруг звезды по имени Солнце вертится небольшая планета с нелепым названием Земля, тоже населённая людьми, разделёнными на государства, расы и народы. Некоторые народы и суперэтносы, объединённые в государства, находятся в постиндустриальной стадии общественного развития. Они имеют чрезвычайно сложное общественное устройство, высокий уровень разделения труда и высокий уровень развития технологий. В том числе и биологических. Только вот я не слышал, чтобы даже в самых развитых из этих конгломератов имелась технология искусственного внедрения, извне, способа заставить организм перерабатывать ту же лактозу, например. Жёлтая раса молоко почти не потребляет. Органически не приемлет. Или народы Урала, которые лишь в двадцатом веке приобрели генную способность русских ускоренного расщепления этилового спирта, а вот для чукчи этиловый спирт и двадцать первом веке – яд. Привыкание и зависимость с первой капли. И я не слышал, чтобы ревнители учения Мухаммеда, но не Али, а другого, не применили бы такого простого способа, как прививка органического неприятия свинины и бекона у своих прихожан. А ведь среди них есть и весьма отчаянные, до фанатизма, проповедники, что не только себя не жалеют, но и «неверных» готовы истреблять массово во имя своих идеалов. Что им перейти от увещеваний о неприятии Аллахом – спиртного, наркотического и свиного, к прямому, органическому запрещению? Но как-то не дошло до такого.
А я вот тут, в Пустошах, в Мире, разорённом Потопом, Катаклизмом и демонами, сотрясаемом бесконечной, бессмысленной и беспощадной войной всех против всех – собрался такой финт ушами провернуть? Доли процентов на успех? И то, только потому, что в Мире есть магия. Потому пробуем. Кто не рискует, тот не пьёт шампанского, не трахает самых величайших женщин Мира. И вообще был бы унылым Бродягой. Где наша не пропадала?
И вдруг:
– Вот! Вроде бы получилось. Только вот я не уверен, что действие будет сколько-нибудь продолжительным. Не дольше обычного поветрия. Или обычного поноса.
– Да ты что! – воскликнул я. – Я накануне только и думал, о том, что подобное не удавалось – никому и никогда! И тут вдруг! Ты понимаешь, насколько ты, щука, гений!
И в избытке чувств хватаю молодого человека и смачно целую его. И не надо никаких оттенков голубого! Иначе придётся многоуважаемого, многократно героического, бесконечно мудрого Леонида Ильича, с долгими и продолжительными аплодисментами, переходящими в овации, заодно уж и с Никитой Сергеевичем, с кукурузой в мешковатых штанах – перекрашивать в голубой цвет.
А придётся! Потому как именно в этот момент в это помещение влетает легконогая Змея, видит всё это непотребство, фыркает, вздёрнув нос и припечатав присутствующих презрительным взглядом, мотнув хвостом шлейфа своего платья, уходит.
– М-да! – смущённо почёсывая затылок, бормочу я. – Неудобненько получилось!
Юноша же вообще на грани обморока. Я встряхнул его.
– Эй! Очнись! Ты – гений! А такими людьми – не разбрасываются! Включи голову, ты же – маг, ёпта! Работаем! Слушай, есть одно религиозное учение, что запрещает есть свинину.
– Почему? – удивляется юноша. Но глаза его всё ещё потерянные. А чего он испугался? Что, уже каждая собака знает, куда швартуется мой хвост? И кто прочищает дымоходы хозяйской печке? И тут большая деревня? Все всё знают! Куда я попал? Как отсюда выбраться?
– Да откуда мне знать? Это же Вера! А в вопросах веры логика в обмороке! И задавать вопросы может быть опасно. Ты не пробовал спрашивать у клириков, можно ли при них сделать то, что мы с тобой этой ночью тут ворожили? А?
Маг передёргивает плечами.
– Костёр! – оскалившись, рычит он. Взгляд ненавидящий.
– Вот и я не спрашивал, – киваю я, – только вот я же Мрачный Весельчак, так? А ещё я жутко жадный тип. Не знал? До золота я жадный, аж не передать словами! Вот и представь, сколько проповедники этого учения свиноненавистников отвалят золота, если сделать так, чтобы каждый раз, как их прихожанин тайком, пока Аллах спит, затачивал свиное сало, его проносило бы жесточайшим образом?
Маг смотрит на меня с ужасом. Встряхиваю его.
– Думай, голова, шапку куплю.
– Вы же жутко жадный тип! – улыбается маг.
– Это я для чужого золота жадный. А своё мне руки жжёт, – морщусь я, – главное его у них забрать. И прогулять. Пропить, потратить. Не суть! Так как сделать такую шутку?
– Не знаю, уважаемый, – пожимает плечами маг.
– Но мы же только что сделали такое же на вино, – нахмуриваюсь я.
– Так это же вино! – удивляется Маг. – У него хороший, чёткий след. А как свинину отделить от остального мяса? В чём его след? Возможно, он и есть, но я этого не знаю. Тут больше придётся именно свинину исследовать.
– Я понял тебя, – склоняю я голову. И смотрю на высокое чёрное окно. – Ночь уже. Опять. Завозились мы с тобой! Выпить хочешь?
Колеблется.
– Да ладно, что ты? Пошли, пропьём пару золотых!