Остановившись у кровати, он осторожно обнажил два отравленных кинжала и шагнул из Невидимого Мира в мир яви. И шагнув, он превратился в Люка. Это казалось уместным.

В мире яви комната была погружена во мрак, но проникавшего через единственное окно лунного света Люку хватило, чтобы разглядеть очертания двух спящих под одеялами людей. Не медля ни секунды, он вонзил в каждого по кинжалу. Тихо вскрикнув, они проснулись, но он, выдернув клинки, воткнул их снова, а потом еще раз. Кинжалы были отравлены, у жертв не хватило бы сил закричать так громко, чтобы их услышали за пределами комнаты, но ему хотелось убить самому, а не полагаться на милость яда. И очень скоро, пока он вонзал и вонзал клинки между ребер, затихли последние судороги несчастных.

Вытерев кинжалы о покрывало, он с той же осторожностью, что и доставал, спрятал оружие в ножны. Ему было даровано многое, но в число этих даров не входила неуязвимость для яда и оружия. Затем он достал из кармана огарок свечи и, раздув тлевшие в камине угольки, запалил фитиль. Ему всегда нравилось смотреть на людей, которых он убивал, и если не удавалось сделать это во время убийства, то хотелось хотя бы после полюбоваться. Особенное наслаждение он получил от тех двух Айз Седай в Тирской Твердыне. Какие у них были лица, когда он возник из ниоткуда, словно материализовался из воздуха, и потом, когда они поняли, что он пришел вовсе не спасать их, неверие сменилось паническим ужасом... Эти воспоминания – из самых дорогих. Тогда убивал Изам, а не он, но воспоминания от этого не становились менее ценными. И тому и другому не часто доводилось убивать Айз Седай.

Мгновение он всматривался в лица мужчины и женщины на кровати, затем пальцами погасил свечу и убрал огарок в карман. И вновь шагнул в Тел’аран’риод.

Его покровитель на данный момент ждал его. Мужчина, в этом он был уверен, но Люку не удавалось посмотреть на него. Однако в нем не было ничего общего с теми отвратительными Серыми Людьми, которых просто не замечаешь. Как-то он убил одного из них, в самой Белой Башне. На ощупь они казались холодными и пустыми. Все равно что труп убивать. Нет, этот мужчина пользовался Силой, и взгляд Люка скользил мимо, как вода по стеклу. Даже если смотреть уголком глаза, собеседник выглядел каким-то размытым пятном.

– Те двое, что спали в этой комнате, будут спать вечно, – сказал Люк, – но мужчина лыс, а женщина седа.

– Жаль, – сказал мужчина, и голос его словно растворился в ушах Люка. Вряд ли его настоящий голос можно было узнать. Этот человек – наверняка один из Избранных. За исключением Избранных, мало кто знал, как выйти на Люка, и из этих немногих направлять Силу не мог ни один, и никто не посмел бы даже пытаться ему приказывать. О его услугах всегда просили, за исключением самого Великого Повелителя, а в последнее время Избранные просили все чаще, однако ни один из Избранных, с кем встречался Люк, не прибегал к таким предосторожностям.

– Ты хочешь, чтобы я предпринял еще одну попытку? – спросил Люк.

– Возможно. Когда я скажу тебе. Не раньше. Запомни – никому ни слова.

– Как прикажешь, – отозвался Люк с поклоном, но мужчина уже создал переходные врата, проем, открывшийся на заснеженную лесную поляну. Он исчез прежде, чем Люк выпрямился.

И в самом деле жаль. С каким бы удовольствием он убил своего племянника и ту девчонку. Но если есть время, его лучше провести с удовольствием, а охота – всегда удовольствие. Он стал Изамом. Убивать волков Изаму нравилось больше, чем Люку.

Одной рукой стараясь крепче держать непривычный шерстяной плащ, стараясь не свалиться с еще более непривычного седла, Шалон неуклюже ткнула лошадь пятками и последовала за Харине и ее Господином Мечей Моадом сквозь проем в воздухе, что вел с конюшенного двора Солнечного дворца на... Она не очень хорошо понимала, куда он вел. На какое-то длинное открытое пространство – вроде бы это называется поляной? Кажется, так... На поляну среди холмов, окруженную редкими чахлыми деревьями, не уступавшую по величине палубе быстроходного корабля-гонщика. Шалон узнала сосны – низенькие и кривые, они не годились ни на смолу, ни на скипидар. Большая часть остальных деревьев своими голыми ветвями напоминала ей костлявые остовы. Утреннее солнце поднялось до верхушек деревьев, холод тут кусал как будто сильнее, чем в городе, что остался позади. Снег лежал не везде, и Шалон надеялась, что лошадь не споткнется и не сбросит ее на камни, торчавшие из земли среди палой листвы. Лошадям она не доверяла. В отличие от кораблей животные себе на уме. На такие коварные создания она не стала бы залезать. К тому же у лошадей есть зубы. Стоило ее коню оскалиться, совсем рядом с ее ногами, как Шалон вздрагивала и принималась гладить животное по шее и издавать успокаивающие звуки. По крайней мере, она надеялась, что лошадь сочтет их таковыми.

Сама же Кадсуане, облаченная в темно-зеленый наряд, легко восседала на высоком коне с черными гривой и хвостом, удерживая плетение, создавшее переходные врата. Ее лошади не волновали. Ее ничто не волновало. Налетевший порыв ветра рванул спускавшийся с плеч на конский круп темно-серый плащ, но Кадсуане ничем не показала, что чувствует холод. Качнув золотыми подвесками, украшавшими ее собранные в пучок волосы, она повернула голову и стала смотреть на Шалон и ее спутников. Внешне Кадсуане была привлекательной, но в толпе на нее вряд ли посмотрели бы дважды, разве что обратило бы на себя внимание ее гладкое лицо, не соответствовавшее темным волосам с проседью. А когда подойдешь поближе, будет уже поздно.

Шалон многое бы дала, чтобы разобраться, как сделано это плетение, пусть даже и пришлось бы подойти к Кадсуане, но на конюшенный двор ее впустили лишь тогда, когда врата были закончены, а паруса ставить не научишься, глядя на уже растянутый на рее парус, нужно хотя бы видеть, как его ставят. Шалон же было известно только название плетения. Проезжая мимо Айз Седай, она отвела глаза, чтобы не встретиться с нею взглядом, но почувствовала на себе ее взор. От этого Шалон неосознанно поджала пальцы ног, стараясь обрести опору, которую не могли дать стремена. Она не видела пути к спасению, но надеялась отыскать его – получше изучив Айз Седай. Шалон охотно признавала, что об Айз Седай ей известно крайне мало: до отплытия в Кайриэн она с ними вообще не встречалась и в мыслях возносила Свету благодарность, что не ее выбрали, чтобы стать одной из них. Однако в окружении Кадсуане существовали свои течения, таившиеся глубоко под поверхностью. Глубокие, сильные течения могут изменить все, что на поверхности представляется ясным и понятным.

На другом краю... поляны поджидали остальных четверо Айз Седай, проехавшие сразу следом за Кадсуане. Рядом с ними были три Стража. Во всяком случае Шалон считала, что Ивон – Страж вспыльчивой Аланны, а Томас – Страж коренастой, невысокой Верин, но она также была уверена, что молоденького парнишку, державшегося подле пухленькой Дайгиан, она встречала в черной куртке Аша’мана. Вроде бы он не мог быть Стражем. Или мог? Эбен же почти мальчишка. Однако всякий раз, как Дайгиан смотрела на него, она, и без того гордая донельзя, раздувалась от гордости еще больше. Кумира, приятного облика женщина с голубыми глазами, которые становились острыми что твои ножи, когда ее что-то интересовало, сидела, чуть повернувшись в седле, и пронзала взором юного Эбена. Удивительно, как это он еще не лежал на земле, подобно тюленю с ободранной шкурой.