И все же Гхэ цеплялся за Охотницу, хоть она и терзала его снова и снова.

— Ты причиняешь мне боль, — призналась она низким глухим голосом. — Немногим это удавалось, так что гордись.

Гхэ не ответил богине, потому что в тот же момент одна его рука была оторвана от тела. Он снова удивился отсутствию боли и стал отстранение гадать, испытает ли он мучения, когда Охотница наконец откусит ему голову. Дрожа, он вызвал всех проглоченных им богов: теперь ему приходилось сжигать их, чтобы восстановить силы. Из всех его пленников божество потока было самым могучим, — значит, и гореть будет дольше всех. Гхэ не стал возиться с такими незначительными источниками силы, как духи людей, не стал слушать их крики.

Но один из духов кричал громче остальных.

«Река!» — кричал Ган.

Гхэ словно в тумане уловил смысл, но даже эта мысль не порадовала его: слишком поздно… Гхэ ощутил запах воды и понял, что воздушное сражение принесло их очень близко к руслу Реки. Попытаться, конечно, можно…

Собрав все оставшиеся силы, он оторвался от Охотницы и полетел. На какое-то мгновение Гхэ освободился от ее хватки, увидел внизу гнущиеся под ветром деревья, крутые бока гор — и спасительное ущелье. Как мог он забыть, что господин его протекает так близко?

— Это тебе не удастся! — взвизгнула Охотница, и острые когти вонзились в перерубленный хребет Гхэ. — Нет, мой красавчик!

На мгновение отчаяние парализовало вампира, но тут внутри него голос Гана произнес единственное слово: «Хизи».

Гхэ с рычанием вцепился когтями в Охотницу и потянулся к пылающей сердцевине ее силы. Когда он коснулся огненных нитей, они рванулись навстречу, обжигая и впиваясь в плоть, — в них было слишком много энергии, чтобы Гхэ смог ее поглотить. Протянутые им щупальца обуглились, яркая вспышка лишила его зрения вместе с глазами; но тут они начали падать — Охотница визжала и наносила удар за ударом, и все же они продолжали падать. Она не смогла оправиться от последней атаки Гхэ.

— Нет! — прорычала богиня, и тут они врезались во что-то, что переломало кости обоим.

— Со мной все в порядке… — пробормотала Хизи и, спотыкаясь, побрела к Чернушке. Но с ней вовсе не все было в порядке. Она убила Мха, и хотя тот был ее врагом… вот только был ли? Хизи теперь не была уверена. Усилия, которые потребовались, чтобы снова водворить Хуквошу на место, лишили ее сил, так что девочка еле держалась на ногах.

— Никогда не видел ничего подобного, — пробормотал Шелду. — Не ожидал такого от шамана-человека. Наверняка… — Он оборвал себя и чуть не захихикал. — Вперед! Теперь успех нам обеспечен. Разделавшись с этой угрозой, ты уничтожила последнюю возможность того, что нас остановят.

— Ты хочешь сказать, что теперь тебе не придется раскрывать свою истинную сущность, Чернобог? — ехидно поинтересовалась Хизи.

Тот мрачно улыбнулся:

— Что ж, я так и думал, что Перкар постепенно смягчится. Но теперь это не имеет значения. Я все равно открылся бы тебе — только окружающему нас лесу я пока еще не смею показать свою силу. Зато поступки человека-шамана вроде тебя…

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — простонала Хизи. — И не пора ли нам отправляться в путь?

— Верно.

Когда отряд двинулся дальше по ущелью, Нгангата скакал рядом с Хизи с одной стороны, а Тзэм бежал с другой.

— Так, значит, тебе все известно, — тихо шепнул Нгангата. Хизи кивнула:

— Перкар мне рассказал.

— Скажи только слово, и мы удерем, — предложил полукровка. — Вместе с твоими помощниками-духами мы с Тзэмом имеем хороший шанс проложить тебе дорогу.

— Зачем? Зачем мне бежать? — спросила Хизи. — Я делаю именно то, чего хочу. Я хочу наконец избавиться от этого злобного божества, которому поклоняется мой народ. От этого божества, из-за которого погиб Ган, от этого… — Хизи умолкла, почувствовав, что сейчас расплачется. Не годится теперь проявлять слабость: конец, каков бы он ни был, неотвратимо приближался, Хизи это чувствовала. Она сделала глубокий вдох и продолжала: — Мне нет дела до того, какие сети плетет этот твой бог-Ворон, какие свои тайные цели преследует. Истина заключается в том, что по сравнению с Рекой он всего лишь блоха.

— Блоха, которая думает, будто может убить собаку, — пробормотал Тзэм.

— Мне кажется, и правда может — с моей помощью, — ответила Хизи. — Но все равно он остается блохой.

— Ты полагаешь, что сама ты более крупное существо, принцесса? — тихо спросил Тзэм.

Хизи изумленно взглянула на него, но потом вспомнила собственные слова и улыбнулась.

— Можно подумать, будто я именно так и считаю, верно? Дело просто в том, что мне известно, каково это — ощутить в себе силу Реки. Да и недавно, когда я была быком, мне казалось, что я все могу, — такое сразу не забывается.

Тзэм фыркнул:

— Хотел бы я побыстрее забыть, как ты разделывалась с чудовищем. Видела бы ты себя, принцесса…

— Тихо, Тзэм. Со мной все в порядке: стать богиней я вовсе не хочу. Это именно та угроза, от которой я надеюсь избавиться. Только Река может отравить меня подобным могуществом — Чернобогу и его присным подобная задача не под силу, да и желания такого они не испытывают. Они стремятся к тому же, к чему и я: положить конец исходящей от меня опасности.

— Они могли бы достичь этой цели, попросту убив тебя, — предостерег Нгангата.

— Верно, и как раз поэтому я не боюсь Чернобога: возможностей убить меня у него было предостаточно, и он ими не воспользовался. Почему? В каком-нибудь новом поколении бог-Река может породить кого-то подобного мне, может быть, кого-то, более покорного его воле. До тех пор, пока существует Река, существует и угроза.

— И все же никогда не следует полностью доверять Чернобогу, — пожал плечами Нгангата.

— Как и любому богу! И любому человеку тоже! — бросила Хизи. В этот момент к ней подъехал Ю-Хан.

— Удели мне минуту внимания, пожалуйста, — обратился он к Хизи.

— Конечно. — Хизи удивил напряженный голос и формальное обращение молодого человека.

— Я пытался отговорить Братца Коня от этой поездки, — сказал Ю-Хан. — Он стар, и я за него боюсь.

— Я тоже пыталась уговорить его вернуться, — ответила Хизи.

— Я знаю и благодарен тебе за это.

Хизи пристально взглянула на молодого менга. Со времени гибели Предсказателя Дождя Ю-Хан, и всегда-то хмурый, почти не разговаривал ни с кем, кроме Братца Коня.

— Если ты хочешь, чтобы я поговорила с ним еще раз…

— Я уже сделал это, спасибо. Он останется с тобой, а потому останусь и я.

— Твой дядя много для тебя значит.

Ю-Хан посмотрел Хизи в глаза — чего менги делать избегали, если только не хотели оскорбить; такой взгляд мог означать также высшую степень откровенности.