– Он заслужил его, – жестко заметил Миров.

– Да, заслужил. И теперь главным действующим лицом затянувшейся исторической драмы становится его единственный сын, Василий. Через год после казни Толмачева-старшего Василий Никитович получает отцовское наследство. Да, Василий Никитович, представьте себе, уже с фамилией Дакунин. Видно, еще при жизни отца они решили поменять ему фамилию. Итак, Василий Никитович унаследовал все состояние отца: недвижимость, банковские счета. За один год он все распродал, средства со счетов в Боливии перевел в европейские банки и исчез.

– Как – исчез? – не понял Любин.

– Исчез из Боливии. И вынырнул он для нас с вами из небытия совсем недавно, двадцать пятого июля сего года, когда мы вышли на фирму «Амулет».

– Где же все эти десятилетия Василий Никитович жил? – спросил Миров.

– Думаю, в Европе. А в Россию он приехал года два, может, три назад, когда «день икс» осязаемо приблизился.

– Какой «день икс»? – спросил Любин.

– День возвращения в музей последнего предмета сервиза – блюда.

– Да откуда же мог знать об этом Дакунин?

– Вот! Мы подходим к самому главному. У Василия Никитовича три сына. Повторяю для вас, Иван Кириллович, Вениамину Георгиевичу я все это рассказал. А я узнал биографические сведения о нашем герое в Риме, у графини Екатерины Андреевны Оболиной. В графском доме двадцать лет назад появился молодой человек, Никита Дакунин, Никита Васильевич, якобы студент-первокурсник филологического факультета МГУ, диссидент, спасшийся от преследований КГБ, эмигрировав в Европу. Он оказался ровесником молодого графа Александра Петровича, появился даже с рекомендательными письмами. Он понравился всем – и старому графу Петру Алексеевичу, и графине, и их сыну. Был принят на работу, стал, если по-старинному, слугой молодого графа…

– Начинаю понимать! – перебил Любин.

– Да, Иван Кириллович, постепенно Никита Дакунин узнал все, что ему, по заданию отца, дóлжно было узнать. Главное – узнал дату, когда блюдо будет передано вашему музею, согласно завещанию Алексея Григорьевича Оболина, деда молодого графа. А что такое завещание существует, Никита Никитович знал из публикаций, в частности, вашего, Иван Кириллович, отца.

– Да, да! Были такие публикации!

– Кстати! – Арчил повернулся к Мирову. – Я, Вениамин Георгиевич, ошибся, предположив, что ограбление могло произойти гораздо раньше, – знай банда Толмачевых о письме графа Алексея Григорьевича, которое оказалось в третьей папке.

– То есть оно не присовокуплено к главным документам о «Братине», которые хранятся у меня в сейфе? – догадался Любин. – И точный год этого события я забыл.

– Именно, Иван Кириллович!

– Но почему?

– Потому что золотое блюдо сначала Петр Алексеевич, а потом его сын, молодой граф Александр Петрович, хранили до «года икс» в одном из банков Рима. Об этом мне поведала графиня Екатерина Андреевна. Как говорится, от греха подальше. И «верный» слуга Никита Дакунин… – Табадзе усмехнулся, – все-таки мне легче называть его Никитой Толмачевым. Так вот… Никита, конечно, узнал об этом. И ждали. Ждали многие годы. И готовились.

– В это время в музее уже трудился на поприще охраны Воротаев, – включился в рассказ своего помощника Миров. – И десятилетия отрабатывал ту операцию, которая произошла в июле нынешнего года. То есть они все ждали того момента, Иван Кириллович, когда вы своим кодом отключите вторую сигнализацию, охраняющую «Братину», секрет которой известен только вам. Не будь ее… Ян Капаньский давно бы сумел организовать ограбление каким-нибудь другим способом. Вообще, уникальная личность этот Капаньский-Воротаев, ничего не скажешь.

– В это же самое время, – продолжал уже Арчил, – в России акцию готовили два старших сына Василия Никитовича, о них я тоже узнал от графини: они приезжали проведать своего младшего брата. Вот только их имен не запомнила Екатерина Андреевна. Жаль… И сейчас эти господа в России, один – в Москве, думаю, что это тот самый «коммерсант из Вильнюса», который жил в «Космосе» напротив графа Оболина. Это он заранее снял номер для своего братца, из которого есть запасная дверь в коридор к рабочему лифту. Она, естественно, открывается только по крайней необходимости ответственным дежурным отеля. Но чего не сделают доллары в наше время? А второй брат – в Питере. Это он был доверенным лицом графа Оболина, который оформлял за два дня до его приезда купчую и прочие документы на эти чертовы ворота со львами. Некто Самойлов Виктор Иннокентьевич. Увы, не проживает такой ни в Питере, ни в Москве. Теперь только остается добавить, что сам Никита Васильевич объявился в Москве года за два до срока, определенного завещанием графа Оболина. И цель его была конкретна: создать боевой отряд для осуществления ограбления. Тогда и появилась фирма «Амулет», был на два года снят загородный коттедж. И все рядовые исполнители дела после того, как все свершилось, были безжалостно и хладнокровно уничтожены. Свидетелей не должно оставаться…

– Даже Таисия Комарова! – вздохнул Миров.

– Думаю, это приказ Дакунина-старшего, – предположил Арчил. – Мне кажется, я проник в его логику: наверняка Боб, то есть Борис Миротворский, своей молодой жене мог между поцелуями что-то рассказать. Кстати, характерно – из команды Дакунина нам известны семь трупов: Боб с Таисией Комаровой, Кол, двое в «БМВ». Кто им стрелял в затылки?…

– Третий. Тот, кто был в машине, – пояснил Вениамин Георгиевич.

– Да, эксперты склоняются к этому… И два трупа во взорванном «линкольне». Я не удивлюсь, Иван Кириллович, если ими окажутся ваши «телохранители». Только как это узнать? Главное в другом. Кто все эти ребята? Они никому не известны. Их никто не ищет. А Борис Миротворский, Боб, – детдомовский. Из Самары. Сбежал от воспитателей, которые дали ему эту идиотскую фамилию – Миротворский, поскитался по России, наконец осел в Москве, примкнул к группе рэкетиров, женился на вдовушке с однокомнатной квартирой. Обычная история. И его никто не ищет, не оплакивает. Вы понимаете, каких парней подбирал себе Василий Никитович Дакунин?

– Теперь моя инициатива, – сказал Любин. – По глоткý коньяка.

– Поехали! – поддержал Миров. Выпили и некоторое время молчали.

– Тогда у меня два вопроса, – нарушил молчание Любин. – Зачем Никите Васильевичу Дакунину, так блестяще исполнившему роль графа, понадобилось вам рассказывать о поездке в Ораниенбаум, о покупке ворот, о том, как он собирается переправить их домой? Ведь если бы мы с вами об этом не знали…

– Правильно! – обрадовался Арчил. – В самую точку! Если бы нам это было неизвестно, вряд ли «Золотая братина» вернулась бы в музей. Но семейка Дакуниных была уверена в том, что нам это известно! А было так. За два месяца до своего предполагаемого визита в Москву граф Оболин… настоящий граф, Алексей Петрович, написал вам письмо с просьбой помочь ему в приобретении этих ворот, у него с властями Ораниенбаума возникли какие-то осложнения. Об этом письме и его содержании знал слуга Никита Дакунин, с ним граф советовался по многим вопросам, полностью доверяя ему. Но письмо не было отправлено, и этого-то Никита как раз не знал!