заставил содрогнуться каждого из нас. Даже Ларсан побледнел. А Робер Дарзак уже спешил на призыв…

Следователь, жандарм, Ларсан бросились за ним, мы с Рультабийлем остались на пороге. Произошла душераздирающая сцена: смертельно бледная мадемуазель Стейнджерсон приподнялась на постели, несмотря на протесты врачей и отца. Она протягивала дрожащие руки к Роберу Дарзаку, которого держали Ларсан и жандарм. Глаза ее были широко открыты. Она увидела, поняла… Какое-то слово, казалось, замерло на ее бескровных губах – слово, которого никто не услышал. Она упала на постель и потеряла сознание. Господина Дарзака тут же вывели из спальни. В ожидании экипажа, за которым пошел Ларсан, мы собрались в вестибюле. Все были очень взволнованы. В глазах у господина де Марке стояли слезы. Рультабийль воспользовался этой трогательной минутой и обратился к Роберу Дарзаку:

– Вы собираетесь защищаться?

– Нет, – ответил арестованный.

– Я защищу вас, сударь.

– Не удастся, – возразил бедняга, жалко улыбнувшись. – То, чего не смогли сделать даже мы с господином Стейнджерсоном, вам не под силу.

– Нет, я это сделаю. – Тон у Рультабийля стал на удивление спокойным и ободряющим. Он продолжал: – Я это сделаю, господин Дарзак, потому что буду похитрее вас.

– Однако! – пробормотал Дарзак чуть ли не с гневом.

– О, не беспокойтесь, я узнаю лишь то, что будет необходимо, чтобы вас спасти.

– Не надо ничего узнавать, молодой человек, если вы хотите иметь право на мою признательность.

Рультабийль покачал головой и вплотную подошел к Дарзаку.

– Послушайте-ка, что я вам скажу, – тихо проговорил он. – Это сделает вас доверчивее. Вам известно имя преступника, мадемуазель Стейнджерсон знает лишь часть его тайны, я же знаю все.

Робер Дарзак широко раскрыл глаза: он, разумеется, не понял ни слова из того, что сказал Рультабийль. Тем временем подъехал Фредерик Ларсан в экипаже. В него сели Дарзак и жандарм. Ларсан остался на козлах. Арестованного повезли в Корбейль.

Глава 25

Рультабийль уезжает

Тем же вечером мы с Рультабийлем покинули Гландье. Мы радовались: здесь нас больше ничто не удерживало. Я заявил, что отказываюсь проникать в такое количество тайн, и Рультабийль, дружески похлопав меня по плечу, ответил, что в Гландье ему узнавать больше нечего, поскольку он узнал там все. Прибыв в Париж около восьми вечера, мы торопливо пообедали, а потом, усталые, разошлись в разные стороны, договорившись встретиться назавтра у меня.

Ровно в восемь Рультабийль вошел ко мне в комнату. Он был одет в клетчатую пару из английского сукна и кепи, через одну руку перекинул длинное пальто, в другой держал саквояж. Он сообщил, что уезжает.

– Как долго вы будете отсутствовать? – поинтересовался я.

– Месяц-другой, – ответил Рультабийль, – смотря по обстоятельствам.

Расспрашивать дальше я не решился.

– А вы знаете, что за слово проговорила вчера мадемуазель Стейнджерсон, прежде чем лишиться чувств, когда она глядела на Робера Дарзака? – спросил Рультабийль.

– Откуда? Его ведь никто не расслышал.

– Я расслышал, – возразил Рультабийль. – Она сказала ему: «Говори!»

– И господин Дарзак будет говорить?

– Ни за что!

Я хотел продолжить беседу, но мой друг крепко пожал мне руку и пожелал доброго здоровья. Я лишь успел спросить:

– А вы не боитесь, что, пока вас не будет, преступник снова совершит покушение?

– С тех пор как Робер Дарзак в тюрьме, ничего подобного я не опасаюсь, – ответил он.

Сказав эти странные слова, он ушел. В следующий раз я увидел его лишь в суде на процессе Робера Дарзака, куда он явился, чтобы объяснить необъяснимое.

Глава 26,

в которой с нетерпением ждут Рультабийля

15 января, через два с половиной месяца после описанных мною трагических событий, «Эпок» опубликовала на первой полосе нижеследующую сенсационную статью:

Суд присяжных департамента Сена и Уаза созывается сегодня для слушания одного из самых таинственных дел в анналах юриспруденции. Никогда еще в судебном процессе не было такого количества темных, непонятных и необъяснимых вопросов. А между тем обвинение нисколько не сомневалось, отправляя на скамью подсудимых человека уважаемого, ценимого и любимого всеми, кто его знает, молодого ученого, надежду французской науки, все существование которого можно описать двумя словами: работа и честность. Когда Париж узнал об аресте господина Робера Дарзака, повсюду раздались возгласы протеста. Вся Сорбонна, оскорбленная неслыханным поступком следователя, объявила, что верит в невиновность жениха мадемуазель Стейнджерсон. Сам господин Стейнджерсон во всеуслышание заявил об ошибке, в которую впало правосудие; он не сомневается, что, если бы жертва могла говорить, она заступилась бы перед двенадцатью присяжными Сены и Уазы за человека, женою которого хотела стать и которого обвинение собирается отправить на эшафот. Остается надеяться, что разум мадемуазель Стейнджерсон, помутившийся вследствие таинственных ужасов Гландье, вскоре прояснится. Неужели вы хотите, чтобы она снова сошла с ума, узнав, что любимый ею человек погиб от руки палача? С этим вопросом мы сегодня и обращаемся к суду присяжных.

Мы в самом деле решили не позволить двенадцати достойным людям совершить ужасную судебную ошибку. Невероятные совпадения, грозные улики, загадочные отлучки, отсутствие какого бы то ни было алиби – конечно, все это может убедить прокуратуру, которая, тщетно пытаясь отыскать правду в других местах, полна решимости найти ее здесь. Обвинения, выдвинутые против господина Дарзака, на первый взгляд столь тяжки, что даже для такого искушенного, умного и обычно удачливого полицейского, как господин Фредерик Ларсан, вполне извинительно, что он позволил им себя ослепить. До сих пор в ходе следствия господина Робера Дарзака обвиняло все и вся; сегодня же мы будем защищать его перед судом присяжных, пролив на дело столько света, что все тайны Гландье станут ясны как день. Мы говорим так, потому что знаем правду.

Мы молчали раньше, поскольку интересы защищаемого нами дела того, безусловно, требовали. Наши читатели, разумеется, не забыли опубликованные нами материалы сенсационных анонимных расследований дела «Левой ступни с улицы Оберкампф», знаменитой кражи в «Креди юниверсель» и похищения золотых слитков с монетного двора. В них мы провидели истину даже раньше, чем ее открыл с присущей ему изобретательностью Фредерик Ларсан. Эти расследования проводил наш самый молодой сотрудник, восемнадцатилетний Жозеф Рультабийль, которого завтра ожидает известность. Когда было совершено преступление в Желтой комнате, наш юный репортер отправился на место происшествия, открыл все двери и поселился в замке, куда ни один представитель прессы не был допущен. Одновременно с Фредериком Ларсаном доискивался он правды, с ужасом наблюдая, в пучину каких ошибок погружается знаменитый полицейский; тщетно пытался он вывести Большого Фреда на верный след: тот не желал брать уроки у юного журналиста. Куда это привело господина