Ромул вспомнил, что ему доводилось мельком видеть на трибунах арены знатных римлянок в мягких на вид, пестрых одеяниях.

— Это же небось обойдется в целое состояние, — усомнился он.

— Можно будет немало выгадать, если удастся освободить караван от части груза.

Бренн и Ромул уставились на него с нескрываемым любопытством.

— Через двенадцать дней мы пересечем караванный путь, по которому иудейские купцы возвращаются из Индии, — сказал Тарквиний.

Парфия была почти безлюдной страной, обитатели ее принадлежали к малочисленным кочевым племенам. С тех пор как легионеры покинули Селевкию, они почти не встречали людей в тех диких местах, по которым проходили. И до сих пор мистическое зрение Тарквиния не предупреждало его ни об одной встрече. А уж если Тарквиний говорил, что что-нибудь произойдет, так и случится.

— Это же очень дальний путь, — изумился Ромул. Он не раз разглядывал старинную карту и знал, что Индия находится гораздо дальше, чем даже Маргиана. И то, что кто-то может отправиться в столь дальний путь по собственной воле, глубоко изумило его. — Наверно, дело того стоит.

Тарквиний загадочно улыбнулся.

Бренн начал сердито ворчать, и этруск смягчился.

— Они везут в основном пряности. И немало шелка.

— Но ведь не для того, чтобы мы могли покрыть им свои щиты, — задумчиво сказал Бренн. — Чтобы убедить Пакора, понадобятся очень серьезные доводы. И Ороду вряд ли понравится, если его военачальники начнут грабить караваны.

Невозможно было понять, с искренним или деланным удивлением взглянул на него Тарквиний.

— Кто сказал, что мы будем кого-то грабить?

Бренн фыркнул:

— А как еще ты заставишь иудеев поделиться с тобой своими товарами?

— Я куплю у них материю.

— На это потребуется куда больше золота, чем тут, — ответил галл, указав на литуус, висевший у Тарквиния на поясе.

Когда Пакор понял, какую ценность представляет собой этруск, Тарквиний перестал прятать свой символ могущества. Почти все солдаты с детских лет знали, кто такие гаруспики, и относились к жезлу с великим почтением. К тому же наличие в составе когорты такого человека выделяло ее на особое положение в Забытом легионе.

Но Ромула продолжали грызть сомнения. Шелк был чрезвычайно дорог. Его доставляли из такой дали, что и представить невозможно, и на римские рынки он попадал очень редко. Количество, необходимое для того, чтобы обтянуть девять тысяч щитов, должно было стоить огромных денег.

— Ну и как же ты собираешься его купить? — не отставал галл.

— Мне необходимо поговорить с Пакором, — сказал Тарквиний вместо ответа.

Бренн закатил глаза.

— Ничего он нам не скажет, — вмешался Ромул. — Пора бы уже усвоить.

Галл расхохотался.

Ромул, давно привыкший к скрытности Тарквиния, не стал допытываться о намерениях друга. Они пережили бойню при Каррах и сравнительно благополучно преодолели тысячу с лишним миль в походе на Восток. Он точно знал, что денег у них нет, но все же верил этруску. Гаруспик убедит Пакора и добудет шелк, который позволит им на равных сражаться с новым врагом. Пусть возвращение в Рим кажется невозможным, но это — вполне реально. Он твердым шагом шел вперед, песок скрипел под его сандалиями.

* * *

Тарквиний не тратил слов попусту. Тем же вечером, когда его товарищи грелись у жалкого костерка и ели окаменевший хлеб с вяленой козлятиной, он отправился к Пакору. После того как легионеры присягнули Парфии, победители стали обращаться с ними заметно лучше, и теперь они ежедневно получали довольно приличные порции еды. Морить голодом людей, которым вскоре предстояло сражаться за империю, не было никакого смысла.

Неслышно шедший в темноте этруск рассматривал отдыхавших солдат. Они все еще оставались пленниками, но, несмотря на это, соблюдали дисциплину и хранили воинский порядок. Парусиновые палатки выстроились ровными рядами, центурии расположились в порядке номеров. Был насыпан даже невысокий оборонительный вал, вдоль которого попарно прохаживались бдительные часовые. Посреди пустыни стоял обычный армейский лагерь; необычным было лишь то, что находился он на таком расстоянии от Рима, какого никогда не преодолевал ни один легион.

Как только пленные поняли, что их не станут убивать ни за что ни про что, на душе у каждого заметно полегчало. Они могут вновь стать хорошими воинами, особенно после того, как Тарквиний обеспечит их новой защитой от смертоносных стрел кочевников.

— Стой! — Несколько могучих воинов направили копья на этруска. По ночам Пакор выставлял вокруг своего шатра многочисленный парфянский караул. — Кто идет?

— Гаруспик.

К высокомерию караульных добавился страх.

— Что тебе нужно? — спросил один из них.

— Поговорить с Пакором.

Стражники шепотом посовещались.

— Подожди здесь, — довольно вежливо сказал тот же воин.

Оставив своих товарищей смотреть за Тарквинием, он нырнул в находившийся поблизости шатер. И почти сразу же вновь появился снаружи, приподнял матерчатую завесу над входом и приглашающе мотнул головой.

Тарквиний, пригнув голову, вошел. Воин остался топтаться в проеме, беспокойно стискивая оружие.

Богатством обстановки походное жилище Пакора резко отличалось от палаток римлян. Землю устилали толстые ковры, в одном углу дымилась жаровня, служившая защитой от ночного холода. Горели, отбрасывая длинные тени, промасленные факелы, укрепленные над большими тазами. На коврах во множестве валялись пышные подушки, лишь оружие, уложенное на специальной стойке, напоминало об истинной цели путешествия. Тут же находились несколько рабов, одни суетились у огня, другие стояли с блюдами и кубками. В шатре аппетитно пахло жареным мясом.

Рот этруска наполнился слюной. Много времени прошло с тех пор, как он в последний раз ел жареную баранину. Он вернулся памятью к Олинию и их совместному походу в пещеру и вознес богам благодарственную молитву за то, что старик поделился с ним мудростью. Ведь благодаря этому дару гаруспик знал наперед, что должно случиться.

Пакор сидел скрестив ноги возле жаровни. Приветственно махнув рукой, в которой сжимал полуобглоданную кость, он жестом предложил Тарквинию сесть. Похоже, приход ночного гостя нисколько не удивил парфянина.

— Раздели со мною пищу, — сказал он и коротко кивнул стоявшему поблизости слуге.

Борода Пакора блестела от бараньего жира, а глаза — от любопытства. Короткий кафтан, который он обычно носил на марше, сменил дорогой халат и мешковатые белые штаны из диковинной хлопковой материи. Мускулистые ноги были обуты в кожаные шлепанцы с острыми носами. Золотой пояс, обхватывавший талию, казался очень тонким и непрочным, но на нем висели два изогнутых кинжала. В первую очередь Пакор был воином.