И так, как умел. И их мать любил. Ее, пожалуй, даже больше, чем девочек. Может, он и хотел их использовать, но боялся причинить ей боль. А когда она умерла, превратил их в памятные вещички о любимой женщине. А такие вещички очень берегут. Знаешь, детектив, что он тогда сделал?

– Что?

– Нашел какую-то дешевую шлюху, готовую родить ему ребенка. Ему нужен был сын. Нужно было продолжать исследования – так он это называл. Эмили Фаннинг – ее ты называешь моей матерью – продалась за очень хорошие деньги. Она получила красивую жизнь, папа – ребенка, которого не жалко. А что получила от этой сделки я?

– Значит, ты ей отомстила.

– О, мне было плевать на нее. Но Эмили Фаннинг хотела еще денег. Папа умер, она решила, что это отличный повод забыть об уговоре. Она пригрозила рассказать все газетам. О том, как несчастная бедная девушка влюбилась в богатого мага. Как забеременела и под угрозами отдала новорожденную дочурку бывшему любовнику. Как страдала все время, зная, что делает с ее девочкой отец, и как тут же примчалась, едва он умер и перестал представлять угрозу. Тогда я собиралась начать жить, Алан. После того, как закончу с сестрами. По-настоящему. Но если бы все узнали…

– Об этом я и говорю. Все убийцы ищут себе оправдания. Зачем ты сожгла дом?

– Ты должен знать, раз читал мое досье. Я его ненавижу.

– А послание?

Если детектив в курсе, о моей подписи в подвале уже знают и все остальные.

А значит, знает и тот, кому она предназначалась.

– Старые привычки. Такова наша сущность. Мы всегда возвращаемся к тому, что когда-то дарило сильные эмоции. Власть, чужой страх – это лучше, чем секс.

Детектив фыркнул.

– Как будто у тебя так много опыта.

– Да. О таком в досье не напишут.

Мы снова замолчали. Внизу волны бились о камни, а над головами завывал ветер. Я понятия не имела, куда пойду и что буду делать дальше. Меня ищет, наверное, вся стража Хейзенвилля. Сестры знают, что я на свободе. Вряд ли они даже теперь решатся со мной встретиться, но, наверное, это к лучшему. Возможно, у меня даже получится сбежать и спрятаться. Но не тогда, когда детектив-грубиян буравит своим профессионально пронзительным взглядом.

– Ты знаешь, кто убийца, так?

– Нет.

– Ложь. Ты лживая насквозь, Ким Кордеро. Маленькая притворщица. Ты только притворяешься сумасшедшей девочкой, жертвой жестокого отца. Ты лжешь каждую минуту своего существования. И ты знаешь, кто убийца. Твои послания для него.

– Заткнись!

Меня скрутило приступом головной боли. Перед глазами встала темная мутная пелена, она превратила мрачное помещение старого маяка в его кривое отражение, словно кто-то на секунду позволил мне заглянуть в иной мир. Пустой, холодный, гнилой, опустевший.

И оттуда, из этого мира, на меня смотрел монстр.

Я не видела его лица, только уже знакомый уродливый силуэт под широким плащом. Но чувствовала на себе его взгляд. И в полной тишине – в темном отражении мира не было ни ветра, ни моря – слышала дыхание чудовища. Тяжелое и хриплое, словно каждый вдох давался ему с трудом.

Он ждет тебя.

Ты знаешь, зачем он пришел.

Вскоре боль прошла, и я обнаружила себя лежащей на полу, а детектива Ренсома невозмутимо стоявшим у окна.

– Спасибо за помощь, – бросила я.

– Мне плевать, сдохнешь ты здесь или поползешь еще в какое-нибудь памятное место, Кордеро. Мне нужно лишь имя убийцы.

– А мне нужны лекарства.

Я с трудом, держась за стенку, поднялась на ноги. Еще несколько таких приступов, и в фамильном склепе нашего рода появится новый гроб. Там наверняка для меня приберегли самое теплое местечко. А может, Кортни решит похоронить меня тайно? Надо думать, я настоящий позор известного семейства.

– Мне нужно к Кристине.

С трудом, на подкашивающихся ногах я спустилась с маяка вниз. В лицо тут же ударили ледяные брызги. Погода разыгралась не на шутку. Я плотнее запахнула куртку и вжала голову в плечи, но это не спасло от пронизывающего холода. Поскальзываясь на мокрых камнях, я побрела к дороге.

– Ты мечешься, – сказал Алан. – Сама не знаешь, чего хочешь. То сбегаешь, то возвращаешься в лечебницу. То хочешь спасти сестер, то поджигаешь их дом.

– Ты ничего обо мне не знаешь.

– А мне кажется, я знаю все. Назови имя убийцы, Ким.

– С чего ты взял, что оно мне известно?

– У меня свои источники. Не думала же ты, что я появился в твоей жизни просто потому, что ты сообразительная девочка? Что все вокруг пошли на риск – выпустили из психушки убийцу – просто потому, что она умнее опытных детективов? Ты знаешь его имя. И я хочу, чтобы ты его произнесла.

– Сначала ты. Расскажи, почему ненавидишь таких, как я. Кто у тебя умер?

Алан долго молчал. Мы шли вдоль дороги, стараясь держаться в тени, чтобы не привлекать внимание стражи. Я дрожала, онемевшими пальцами кое-как закрывая шею воротником. Не думала, что детектив ответит, но он, к моему удивлению, медленно произнес:

– У меня была старшая сестра. Она погибла.

– Ее убили?

– Да. Когда ей было пятнадцать, она встретила парня. Влюбилась в него без оглядки. Но он ее бросил. Спустя несколько лет, когда она уже стала взрослой, она снова встретила его. Она любила. Всю жизнь его любила. А он убил ее.

– Почему?

Детектив пожал плечами.

– Ты мне скажи. Ты же знаешь, как мыслят убийцы.

– Да ничего я не знаю. Только знаю, какая бывает ненависть. Как тяжело дышать, когда она душит тебя. Как ты сгораешь от боли, зная, что тот, кого ты ненавидишь, счастлив и даже не знает, как сильно ты мечтаешь убить его.

– Ты ненавидела сестер? Не могу понять за что.

– Разве не очевидно? – хохотнула я. – За то, что он их любил. За то, что не делал с ними того, что со мной. За то, что не лез в их головы, не мучил, не испытывал все новые и новые ритуалы. Он брал меня с собой в лабораторию – и я могла кричать много часов, потому что голову словно разрывали на части! А когда мы возвращались, Кортни спрашивала: «Ким, ты не заболела, у тебя хриплый голос?» Им было плевать. Они были счастливы. Две любимые принцессы Карла Кордеро. И младшая, выращенная как скотина. Та, которую не жалко. Считаешь, у меня не было причин их ненавидеть?

– Считаю, тебе стоило ненавидеть отца. Думаю, в нем все дело. В том, что он не человек, а чудовище. Да и