Еще более требовательный тон телеграммы полковника Ромеи от 11 мая:

«Итальянская главная квартира самым энергичным образом настаивает на том, чтобы Русская армия немедленно начала наступление на австрийском фронте, и утверждает, что нынешнее затишье в действиях русских армий создает весьма серьезную опасность для союзников. Если энергичное наступление австрийцев продолжится, то не только будет исключена всякая возможность наступления итальянцев на Изонцо, но в недалеком будущем предвидится необходимость для итальянцев быть вынужденными оставить эту линию. Если Россия будет продолжать настаивать на том, что она в настоящее время не может перейти в решительное наступление, то необходимо, чтобы она по крайней мере теперь же произвела демонстративное наступление с целью удержать против себя силы австрийцев и оттянуть те силы, которые, вероятно, находятся в пути на Итальянский фронт».

В таком же смысле получил заявление и полковник Энкель с особым указанием на то, что настоящие события, если Россия не окажет немедленной помощи, повлекут за собою невозможность для итальянцев принять какое-либо серьезное участие в последующем наступлении союзников.

Содержание этих переговоров указывает на растерянность высшего итальянского командования и отсутствие готовности, прежде всего в своих средствах, искать выхода из создавшегося положения, несмотря на то что и в настоящее время превосходство сил остается на его стороне. Только немедленный переход в наступление Русской армии считается единственным средством изменить положение; не учитывается то, что в ближайшее время австрийцы не могут по условиям железнодорожных перевозок серьезно усилить свои войска на Итальянском фронте даже при совершенно успешном ходе нашей атаки.

ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ благоугодно было соизволить на определение времени начала нашей операции в конце мая, даже в первых числах июня. Соответственно с этим выполняется постепенное перемещение войск и распределение артиллерии, ведется устройство исходного положения для производства атаки.

Выполнение немедленной атаки, согласно настояний итальянской главной квартиры, неподготовленное и при неустранимой нашей бедности в снарядах тяжелой артиллерии производимое только во имя отвлечения внимания и сил австрийцев от итальянской армии, не обещает успеха. Такое действие поведет только к расстройству нашего плана во всем его объеме.

Можно с уверенностью теперь сказать, что итальянская армия не способна уже принять участие в предстоящих общих наступательных действиях союзников, что было высказано генералом Кадорна союзным военным агентам еще 7 мая, т.е. в самом начале операции, когда размеры неудачи не были столь определенны, как в настоящее время. Между тем итальянская армия имеет достаточные силы и средства, чтобы переменою плана и группировки войск парировать опасность и нанести сильный удар австрийцам, наступающим из Трентино.

Тем не менее я сообщил 11 мая главнокомандующим, что обстановка потребует более скорого начала нашей операции, чем было установлено на совещании 1 апреля, и просил генерал-адъютанта Брусилова сообщить, когда по общему положению дел на фронте он может начать свою атаку.

Главнокомандующий Юго-западным фронтом[150] известил, что артиллерийскую подготовку он может начать 19 мая, просит подкрепить его от других фронтов одним корпусом войску Проскурова и обильнее снабдить огнестрельными припасами.

Некоторое упреждение в начале атаки не должно, однако, изменить общего плана наших действий, уже намеченного и одобренного на совещании 1 апреля. Поэтому назначение от того или другого фронта корпуса войск в распоряжение генерал-адъютанта Брусилова не может быть допущено без ущерба подготовки удара на главнейшем направлении. Можно допустить одно выделение в непосредственное распоряжение ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, кроме гвардии, по одному корпусу на Северном и Западном фронтах для спешной переброски впоследствии в район Ровно или Проскурова для развития успеха атаки и расширения первоначальной задачи, возложенной на Юго-западный фронт. Тогда, быть может, можно будет несколько ограничить размер операции, намеченной в Двинском районе, или даже ограничиться здесь сильными демонстративными действиями.

Докладываю ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ о последнем только в виде предположения. Главнокомандующим же мною сообщено, что общий план действий остается и ныне неизменным, почему Юго-западный фронт должен выполнять атаку своими силами, обеспечив соответствующею группировкою превосходство на главном направлении, т.е. в VIII армии, не рассчитывая теперь на усиление его корпусом за счет других фронтов, — подготовка к атаке должна быть закончена 19 мая, для начала же действий надлежит ожидать указаний от штаба Верховного главнокомандующего; прочим фронтам ускорить свою подготовку, чтобы между началом атаки Юго-западного и Западного фронтов не было большого промежутка времени.

Благоугодно ли будет ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ дать мне телеграммою полномочия начать Юго-западным фронтом артиллерийскую подготовку к атаке 19 мая, если ход событий на Итальянском фронте потребует этого, и сообразно с этим вести нашу подготовку на всех фронтах, равно разрешить назначить по одному корпусу Северного и Западного фронтов в ВАШЕ распоряжение.

События, разыгравшиеся в Петрограде в первых числах марта (по новому стилю) и приведшие к падению царского правительства, разразились для армии неожиданно. Войска были ошеломлены быстротой совершившегося переворота.

«Многим кажется удивительным и непонятным тот факт, — записывает в своих воспоминаниях генерал Деникин, командовавший в это время VII арм. корпусом, — что крушение векового монархического строя не вызвало среди армии, воспитанной в его традициях, не только борьбы, но даже отдельных вспышек. Что армия не создала своей Вандеи… Мне известно только три эпизода резкого протеста: движение отряда генерала Иванова на Царское Село, организованное Ставкой в первые дни волнений в Петрограде, выполненное весьма неумело и вскоре отмененное, и две телеграммы, посланные Государю командирами 3-го Конного и Гвардейского конного корпусов, графом Келлером и ханом Нахичеванским. Оба они предлагали себя и свои войска в распоряжение Государя для подавления “мятежа”… Было бы ошибочно думать, что армия являлась вполне подготовленной для восприятия временно “демократической республики”, что в ней не было “верных частей” и “верных начальников”, которые решились бы вступить в борьбу. Несомненно, были. Но сдерживающим началом для всех явилось два обстоятельства: первое — видимая легальность обоих актов отречения[152], причем второй из них, призывая подчиниться Временному правительству, “облеченному всей полнотой власти”, выбивал из рук монархистов всякое оружие, и второе — боязнь междоусобной войной открыть фронт. Армия тогда была послушна своим вождям. А они — генерал Алексеев, все главнокомандующие — признали новую власть. Вновь назначенный Верховный главнокомандующий, Великий князь Николай Николаевич, в первом приказе своем говорил: “Установлена власть в лице нового правительства. Для пользы нашей Родины я, Верховный главнокомандующий, признал ее, показав тем пример нашего воинского долга. Повелеваю всем чинам славной нашей армии и флота неуклонно повиноваться установленному правительству через своих прямых начальников. Только тогда Бог даст нам победу”».