Мы узнали, что даже самые важные места, большие города на нашей родной земле не укреплялись совсем или укреплялись недостаточно.

Мы выслушали потрясающую речь одного из членов Государственной думы, только что приехавшего из Пскова и рассказывавшего нам, что Псков, древний Псков укрепляется только теперь, на скорую руку, кое-как, впопыхах, при общем беспорядке и сумятице.

Мы узнали также, что еще год тому назад и 10 дней после начала войны один из дальновидных военачальников требовал начать работы по укреплению Киева. Ему было отказано. Между тем, если бы его послушались, сейчас Киев был бы окружен кольцом почти неприступных окопов, и тогда у нас было бы сознание, что все в пределах человеческих сил сделано ради того, чтобы сберечь древнюю Святыню и Матерь Городов Русских.

Мы узнали и то, что в этом деле укрепления, как и в остальных, непроходимая стена разделяла две власти, которые должны были бы работать рука об руку: власть военно-полевую и власть центральную.

Вследствие необычайной глубины тылов армии огромные пространства считались театром войны, и в то же время, как войска наши подходили к Кракову, Киев все же почитался на театре военных действий. При этих условиях, при разобщенности Штаба Верховного главнокомандующего от Военного министерства последнее не могло приступить к укреплению тыловых позиций, даже если полагало это нужным. Военачальники же, увлекаясь движением вперед, не думали об условиях отступления, не думали о том, как они будут оборонять родную страну. При этих условиях и создалось то горестное явление, что год войны почти потерян для возведения тыловых укреплений, которые создаются только вблизи уже подступившего врага, а потому делаются поспешно и несовершенно.

Это же разъединение властей привело к грозным последствиям и в других областях. Огромное пространство, целое государство явилось подчиненным военным начальникам — так называемым начальникам тыла — не только в военном, но и во всех отношениях.

Неопытные в гражданских и особенно в хозяйственных делах, но облеченные огромной властью, эти люди привели в расстройство обширный край своими распоряжениями. Центральная же власть, даже видя явную несообразность совершаемого, не имела права вступиться и прекратить зло.

В таком положении оказался вопрос о миллионах беженцев, поднявшихся со своих мест при нашествии врага. Военные власти, неопытные в этих делах, неумелые в управлении, при помощи властей гражданских не сумели устроить это дело, а центральная власть была бессильна помочь им.

Мы узнали также и то, что дело пополнения наших армий, несущих тяжкие потери, стоит не на должной высоте. Люди, призываемые в войска, обучаются в очень краткий срок, обыкновенно не свыше четырех недель. Обучение их поставлено плохо вследствие недостаточности запасных батальонов, а в сих последних обучающих — как офицеров, так и унтер-офицеров — и в силу отсутствия руководящих начал в воспитании молодых солдат.

Кроме того, вследствие недостаточности винтовок новобранцы обучаются по несколько солдат на одну винтовку, что при краткости срока обучения не может не влиять самым губительным образом на дело боевой подготовки людей. То же обстоятельство, что эти люди отправляются на театр военных действий не вооруженные, без винтовок и долго стоят в тылу, ожидая получения оружия, глубоко влияет на их душевное состояние и приучает их смотреть на себя как на обреченных, которым суждено умереть, но не дано возможности обороняться.

Мы узнали также и то, что замещение ответственных военных должностей, как то: начальников дивизий и командиров корпусов, совершается по старшинству в чинах, по особому списку, в котором изображено старшинство генералов, и если делается исключение, то только для тех, кто имеет сильных покровителей и заступников.

Таким образом, не доблесть, не талант, не знание, не военное искусство, явленное на деле, служат руководящим началом при движении на служебной лестнице, а иные соображения. При этих условиях действительно способные люди, настоящие военачальники, могущие вести войска к победе, только в редких случаях подымались на высшие ступени командования, высшие же должности обыкновенно отдавались офицерам хотя и менее даровитым, но зато старшим в чинах. Меж тем в военном деле, быть может, три четверти успеха лежит в искусном подборе командного состава, и потому нынешний порядок назначения является губительным для дела победы.

Мы узнали все это, Государь, но мы узнали и нечто горшее. Мы узнали, что от всего этого, от всех этих бед и настроений заколебался самый дух войск и дух народный. Видя нерадение, непредусмотрительность, отсутствие порядка, войска стали утрачивать доверие к своим начальникам.

Отсутствие снарядов, неприготовленность укреплений, сбивчивые, противоречивые действия относительно мирного населения — все это заронило сомнение в умах воинов, как офицеров, так и нижних чинов, в способности высших начальников защищать страну.

Со стесненным сердцем узнали мы, Государь, о том, что свыше 1 200 000 русских воинов находятся в плену у врага. И еще более были мы подавлены, когда узнали о позорной сдаче Ковны, о том, что комендант крепости бежал, о том, что необученные и плохо вооруженные войска были поставлены на защиту этой столь важной крепости.

Тот же самый дух недоверия, недовольства и раздражения, но еще в большей степени стал замечаться и в среде самого народа. Народ знает, что снарядов и пуль мало, он знает, что кто-то в этом виноват, но он видит, что общественные круги горячо принялись за исправление старых ошибок, стараются наверстать потерянное и привлекают все силы на дело снаряжения армий, — и не прошлые недочеты волнуют его в настоящее время.

Народ не понимает, почему роют недостаточные окопы и только тогда, когда неприятель близко, почему при этом происходят такие большие неурядицы, почему, собрав десятки тысяч людей, их по несколько дней держат без работы или отсылают обратно по домам.

Народ готов работать над защитой Родины и с радостью будет копать каждую пядь русской земли, чтобы закрыть ее непроходимой полосой укреплений, как сделали это наши союзники французы у себя на родине. Народ просит для этого только руководителей, только необходимые чертежи и незначительное число военных инженеров, а все остальное мы сами, Государь, мы — граждане, обыватели, при помощи земств, городов и гражданских властей, выполним своими руками.

Народ не понимает, почему не строят железных дорог, необходимых для обороны. Народ крепко опасается за судьбу столичных военных заводов и не понимает, почему в глубине России не подготовляется теперь же все необходимое на тот случай, если бы враг угрожал Петрограду.

Народ не понимает, почему такая безнадежная путаница происходит с несчастными беженцами, почему они занимают дороги, нужные войскам, почему их не выселяют вовремя, если их нужно выселять, и почему земля, оставляемая врагу, то опустошается дотла, то отдается нетронутой, со всеми ее богатствами.

Народ не понимает, почему из Юго-западного края и Бессарабии, которые Бог благословил урожаем в 300 миллионов пудов пшеницы, почти все это огромное богатство не вывезено и почему это произошло — от нерадивости ли и беспорядка или от невозможности выполнить это дело.