Она замолчала. Говорить о том, что значил Бальзамон лично для нее, означало напоминать Туризину об уже исчезнувших осложнениях. У Алипии хватило ума не делать этого.

Теперь они переговаривались очень тихими голосами, так как приближались к входу в Собор. Марк видел, что Себеос горд и взволнован. Ну что ж, подумал трибун, он вполне имеет право на это. Ведь он стал Патриархом всего лишь месяц назад. А сейчас ему предстоит отслужить большую торжественную литургию для самого Императора. Не всем Патриархам удавалось продержаться на посту так долго, как Бальзамону.

Когда Себеос задержался на несколько секунд дольше, чем полагалось, один из его помощников-жрецов наклонился и что-то прошептал ему на ухо.

— Саборий хорошо знает свое дело, — прошептал Скавр Туризину. Тот улыбнулся при этих словах. Его ищейка-жрец гладко вошел в свою старую роль.

Себсос шагнул вперед, приветствуя свадебную процессию:

— Да благословит этот союз наш Добрый Бог, подобно тому как Солнце благословляет теплом и светом весь мир, — сказал он. У нового Патриарха был мягкий баритон, гораздо более красивый, чем царапающий тенорок Бальзамона, — и гораздо менее интересный.

Вместе с Алипией и Туризином Марк следом за Патриархом очертил знак Солнца-Фоса у сердца. Ритуал был все еще необычен для римлянина, но он выполнил его безукоризненно — сказались упорные тренировки.

Себеос поклонился, повернулся и повел свадебную процессию внутрь Собора.

Громадное здание Собора производило весьма внушительное впечатление своими толстыми стенами, маленькими окнами и массивными колоннами, которые поддерживании центральный купол. Что же касается внутреннего убранства Собора — не так давно Скавр посещал святыню в Гарсавре и мог сравнить впечатления. Провинция старательно подражала столичному образцу, но Марк лишний раз убедился в том, насколько ничтожны попытки провинциалов, едва только сошел внутрь Храма.

Роскошные сиденья расходились амфитеатром вокруг алтаря, расположенного прямо под куполом. Их полированные спинки из мореного дуба и черного дерева были усыпаны крупными жемчужинами. Ряды кресел были заполнены знатью, не имевшей важных ролей в церемонии.

Колонны, облицованные чудесным моховым агатом, были просто изумительны по своей красоте. Стены храма воссоздавали небеса, подражая краскам восхода и заката на востоке и западе. Иллюзия эта достигалась использованием красного камня разных оттенков, который постепенно сливался с белым мрамором и бирюзой, покрывавшими северную и южную стены до самого основания.

Да, стены Собора сами по себе были великолепны, однако вся эта роскошь служила одной цели — подвести взор к центральному куполу, после чего все остальное теряло смысл. Мягкий поток солнечного света струился сквозь арочные окна, делавшие сам купол почти невесомым. Казалось, он парит в воздухе над Собором. Свет отражался от золотой и серебряной фольги, сверкал на бесчисленных золотых плитках мозаики.

Искрящийся свет сопровождал Скавра при каждом шаге. И это подвижное, переливающееся золотое поле окружало громадное изображение Фоса, который смотрел с высоты на своих прихожан. Удлиненное бородатое лицо было суровым, взгляд точно пронзал собравшихся внизу. Эти всевидящие глаза, казалось, заглядывали прямо в глубину души.

Стоя под этим божественным взором, трибун не мог не ощущать силы видессианской веры. В этот миг он от всего сердца надеялся на то, что и его деяния записаны в «книзе животней» — в той закрытой на замок книге, которую Фос держал в левой руке. Добрый Бог, изображенный на вершине купола, был справедливым судией. Был ли он милосерден?

Марк, должно быть, пропустил ступень, даже не заметив этого, потому что Алипия прошептала:

— Этот храм всегда так поражает людей!

Она была права. Даже имперцы, молившиеся в Соборе каждый день, то и дело бросали беглые взгляды на купол, как бы желая заверить себя, что Фос еще не собирается покарать их за грехи. Хор у северной стороны амфитеатра начал исполнять гимн Фосу. Хористы пели на архаическом языке литургии, понятном Марку лишь наполовину. Насколько же отличаются видессианские свадебные обычаи от римских! В Риме свадьбы, разумеется, тоже сопровождались празднествами. Однако смысл свадьбе придавало желание партнеров пожениться; церемонии сами по себе не были необходимостью. Для видессиан же религиозные обряды и были самой свадьбой.

Когда Скавр, Алипия и Туризин проходили мимо последнего ряда кресел. Императрица Алания встала и присоединилась к своему супругу. Поскольку она была беременна, то не передвигалась пешком, а сидела в небольшом портшезе. Автократор решил не рисковать ее здоровьем, хотя просторные церемониальные одеяния еще скрадывали ее состояние. У нее была смуглая кожа и черные, как смоль, волосы, напоминавшие буйные кудри Комитты Рангаве. Однако круглое лицо Императрицы сохраняло доброе выражение. Красивые темно-синие глаза Алании излучали покой. Туризин мудро выбрал жену, подумал Марк.

Но в этот момент трибуну уже стало не до таких тривиальных мыслей, поскольку процессия достигла алтаря, воздвигнутого перед троном из слоновой кости, на котором восседал Патриарх. Император и Императрица отступили на шаг.

Как было отрепетировано заранее, Марк взял правую руку Алипии в свою левую ладонь, и они коснулись руками алтаря; полированное серебро под пальцами было холодным. Улыбнувшись, Алипия сжала руку Марка, и он ответил ей нежным пожатием.

Себеос негромко проговорил:

— Взгляните на меня.

Патриарх глубоко вздохнул.

До этого мгновения Марк неплохо владел собой, но сейчас вдруг почувствовал, что все звуки доходят до него сквозь громкие удары отчаянно колотящегося сердца. Хор замолк. Себеос произнес молитву, с которой видессиане начинали каждую службу:

— Фос, владыка благой и премудрый, милостью твоей заступник наш, пекущийся во благовремении, да разрешится великое искушение жизни нам во благодать.

Марк и Алипия вместе прочитали молитву. Трибун произнес ее без запинок. Решив наконец признать веру Фоса, он собирался делать это как полагается.

Несколько высших офицеров-намдалени добавили к тексту свою обычную фразу: «И на это мы ставим свои души». Многие недовольно покосились на еретиков. Себеос также нахмурился, однако быстрый взгляд Императора велел ему не заострять на этом внимания.

И слова литургии зазвучали на архаическом видессианском языке. Скавр заранее тщательно вызубрил все, что положено. Он знал, в общих чертах, что в этой молитве просит Фоса благословить его, его будущую жену и семью, которую они создают. Марк дал правильные ответы на все вопросы, хотя иногда говорил так тихо, что только люди, стоявшие рядом, могли его услышать.

Алипия вновь сжала его пальцы, желая подбодрить любимого. Ответы принцессы звучали твердо и уверенно.

Закончив молитвы, Себеос вновь заговорил на обычном видессианском языке. Он стал долго и нудно разглагольствовать о семейных и брачных узах. Его проповедь была настолько скучной, что Марк вдруг поймал себя на том, что заранее знает, какую фразу сейчас произнесет Патриарх. Уважение, доверие, нежность, терпение… Все было как полагается, все правильно и по порядку… и ничто не запоминалось.