— А еще?

— А еще он спрашивал, на какой пристани сел ко мне Бенедиктов. И не видел ли кто.

— Вот-вот, — кивнул следователь и записал что-то.

«Так говорит, будто в моторке был с нами, — подумал Вова. — А может, Николай Ларионыч ему рассказал?.. Ну нет, станет такой гусь по следователям ходить, как же…»

Следователь осторожно вынул из ящика стола плоскую железную коробочку на цепочке и положил ее перед Вовой:

— Узнаете?

Вову прошиб пот. «Влип!» — подумал он и полез в карман за платком.

— Лично мне, — сказал он скучным голосом, — эта железка не нужна. Я ее для научных целей взял.

— Украл, — поправил следователь.

— Пусть по-вашему… — Вова презрительно откинул мизинцем цепочку. — Я ее чуть кусачками тронул — и все… Не для себя брал.

— За кражу из музея придется отвечать.

Вова отвернулся к окну. Вот на чем попался…

— Весьма печально, Бугров. Отзывы о вас в институте положительные… Ну ладно. Пока идите. Вот здесь — подпишите о невыезде.

Опрятин побарабанил пальцами по черному чемоданчику, который лежал у него на коленях, и сказал ровным голосом:

— Вы не смеете возводить на меня такое обвинение. Это клевета.

Следователь молча положил перед собой папку. Немало дней прошло, немало изучил он документов и поразмыслил над ними, прежде чем вызвал на допрос Опрятина.

— Предупреждаю — вы понесете ответственность за клевету.

— Отвечайте на вопросы, гражданин Опрятин, — сухо сказал следователь. — Часто ли вы ссорились с покойным Бенедиктовым?

— Это не имеет значения. В любой работе бывают разногласия, тем более — в научной.

— Почему вы заперли и запломбировали дверь, когда уезжали с острова?

— Неправда. Ключ и пломбир я оставил Бенедиктову.

Следователь тяжелым взглядом посмотрел на Опрятина. Тот спокойно выдержал его взгляд.

— О чем вы спрашивали Бугрова, когда тот на обратном пути остановил моторку для купанья?

— Ни о чем.

Следователь нажал кнопку и сказал вошедшему сотруднику:

— Свидетеля Бугрова.

Вошел Вова. Опрятин даже не взглянул на него.

— Спрашивал, видел ли кто, как Бенедиктов ко мне в моторку садился, — ответил Вова на вопрос следователя. — Они на разных пристанях сели…

— Такого вопроса я не задавал, — спокойно сказал Опрятин.

— Как это — не задавал! — вскричал Вова.

Но следователь жестом остановил его.

— Есть еще один свидетель, — сказал он и опять нажал кнопку.

В кабинет вошел Николай Потапкин. Опрятин смерил его безразличным взглядом, потом демонстративно посмотрел на часы.

Николай подтвердил, что разговор между Опрятиным и Бугровым был.

— Смешно и нелепо! — Опрятин пожал плечами. — Даже если между нами был какой-то разговор, то как мог его там, посреди моря, слышать этот молодой человек?

— Свидетель Потапкин плыл с острова Ипатия до города, прицепившись к носу вашей шлюпки, — сказал следователь. — Это проверено. Еще вопрос, товарищ Потапкин: какой разговор произошел между Опрятиным и Бенедиктовым в подземной лаборатории перед… перед исчезновением последнего?

Николай подробно рассказал. Вова недоуменно смотрел на него, приоткрыв рот.

— Признаете, что был такой разговор? — спросил следователь, в упор глядя на Опрятина. — Признаете, что вы крупно поссорились с Бенедиктовым?

Опрятин ответил не сразу. Пальцы его нервно барабанили по чемоданчику. Мальчишки были на острове?.. Он не ожидал этого. Никак не ожидал… Смутное беспокойство не покидало его с того момента, когда жена Бенедиктова позвонила ему и крикнула, что он лжет. Он не стал ее слушать, отнес ее выкрик за счет расстроенных женских нервов… Но теперь оказывается… Что они могли еще видеть там? Впрочем, в лабораторию-то они никак не могли проникнуть… Нет у них никаких доказательств. Лаборатория погибла, и Бенедиктов тоже…

— Н-не было такого разговора, — глухо сказал Опрятин.

— Может, вентиляционной шахты тоже не было в вашем доте? — зло выкрикнул Николай.

Следователь нажал кнопку и вызвал остальных свидетелей. Вошли Юра и Валерик. Каждый из них подтвердил сказанное Николаем.

Все взгляды были устремлены на Опрятина. Он медленно провел ладонью по жидким влажным волосам. Медленно, подбирая слова, проговорил:

— Хорошо. Допустим, мы по-поссорились с Бенедиктовым… (Спокойнее! Взять себя в руки!) Что из этого? Мы поссорились, я уехал, а он остался завершить работу. В тот же день произошло извержение, выброс газа. Лаборатория погибла, и Бенедиктов тоже…

— Вы его убили! — крикнул Юра.

— Ложь! — Опрятин повернул к нему бледное лицо. — Это ложь! — с силой повторил он. — Подлая ложь!

— Вы включили установку и убили его! — Юра шагнул к столу. — Покажите ему снимки!

— Не торопитесь, Костюков, — властно сказал следователь. — Гражданин Опрятин, в вашей лаборатории были устройства, не имевшие отношения к конденсация облаков. У меня есть фотоснимки оборудования и заключение вашей дирекции. Извольте посмотреть.

Он стал аккуратно выкладывать перед Опрятиным крупные фотоснимки. Опрятин молча скользил по ним взглядом. Вдруг у него задрожали веки. Остановившимися глазами смотрел он на последнюю фотографию. Клетка, смутные контуры кресла, очертания человеческого тела, снятого странным ракурсом — сверху вниз…

Он прижал пальцы к глазам. Под левым глазом билась жилка. На выбритых щеках его проступила синева.

Следователь кивком отослал свидетелей за дверь.

— Ну? — сказал он.

Опрятин сидел, странно поджав ноги так, что они не касались пола. Он уже справился с волнением: лицо было спокойное, мрачное. Только рука нервно теребила никелированную застежку чемоданчика, лежавшего у него на коленях. Застежка резко щелкнула.

— Ну? — повторил следователь.

Опрятин молчал. Он сидел в напряженной позе, глядя в одну точку. Чуть шевелились его губы, будто отсчитывали секунды.

«Спятил, что ли?» — подумал следователь и нажал кнопку.

Вошел рослый сержант и остановился у двери.

— Уведите арестованного.

Опрятин встал со стула — как-то странно, скачком.

— Вы еще услышите обо мне, — сказал он следователю глухим и каким-то далеким голосом и пошел к двери.

— Вы арестованы. Сержант, задержите его.

Сержант загородил собою дверь и поднял руку. Опрятин на мгновение остановился, затем шагнул в сторону, к стене рядом с дверью, вошел в стену и исчез за ней…