Соколовский. Нужен только последний рывок, а не получается. И всего-то осталось 300–400 метров. Не рывок, а ползок.

Чуйков. А не получается рывок потому, что бойцы видят, что война выиграна, и дерутся с оглядкой — никому не хочется умирать в Берлине.

(Я чувствую огромную усталость людей, их сверхчеловеческое напряжение. Соколовский сидит в кресле, Чуйков ходит по комнате. Пауза… Нас только четыре человека: Чуйков, Соколовский, член Военного совета и я. Да, эти часы, может быть, самое трудное испытание в жизни. Выдержим… Противный шум авиамоторов…)

Чуйков (у телефона). Ну, как? 152-й квартал взяли? У стены? Займите станцию — и дальше ни шагу. Ясно? Взять 152-й, оставить заслон и все — на север! Вот и всё… (Кнам.) Наши уперлись в эту проклятую стену — в спортплощадку. Наши медленно идут на Зоопарк. (В трубку.) Занимайте Тиргартенштрассе — и стоп. Держать связь с соседями с севера. Повторяю: ваш предел — Тиргартен. Вот этим и занимайтесь. Ну, всё!

(Это «всё» так лаконично, просто, строго.

Все склонились над планом Берлина… Варианты: может быть, пройти, пролезть разведке? — предложение Пожарского.)

Чуйков (в трубку). Хетагуров, здравствуй! Ну, как твои дипломатические способности? 590-й? Вышли? А 593-й? Соседа с севера не чувствуете? Сейчас я буду туда звонить. Да, пока возьми свои. Дайте девятку. (Глядя на карту, звонит в штаб Белявскому.) Товарищ Белявский! Добейтесь связи с Кузнецовым, и чтобы всеми путями соединиться. А то и тысячи моих штыков не помогут. Так… Да… Разведка влезает в Зоопарк. Понятно? Пора и мне, и Богданову, и Кузнецову… Прогуляемся вместе по Аллее Победы.

(Комната… Вечер… Ночь… Усталые лица, пепельницы, переполненные окурками, телефонные звонки.)

Чуйков (взял трубку). Вышли на Бельвюштрассе? Ну, давайте выходите! Еще немного! Выходите — и тогда все в порядке. Потом легче будет. Всего сотня метров останется!

Идем в другую комнату. Чуйков, Соколовский, Вайнруб, Пожарский и член Военного совета спорят о сути уличных боев. Может быть, кое-что и говорится «для истории». Это их дело — у них есть на это право.

Нудный шум стрельбы автоматчиков. Зевки. Нам всем очень хочется спать, и пусть нас простят за это скромное желание.

Сижу и пишу… Родимая Москва, где ты? Мысли о С. К., о моем доме, о друзьях…

Чуйков ходит взад и вперед. О чем он думает? Адъютант — тут же, сел за телефон, отвечает на звонки. Да, у всех у нас работка!

О нацистах. У меня к ним холод, презрение. Нет, не они! — не они решат судьбы мира!

Ночь… Чуйков прилег на диван. Тихо… Член Военного совета, сидя в кресле, дремлет. Звонок…

Чуйков (проснулся, берет трубку). Товарищ Рыжов, поставьте хорошую охрану… Хорошо… Всё… Так. (Лаконизм — наш военный стиль.) 561-й занят? Полностью? Так. Правильно! Вы к Богданову навстречу разве не выслали? Так. (Говорит мне.) Наши в районе Шарлоттенбурга, севернее Зоологического сада. Взяли Шведское посольство, а те просят охрану, восхищаются мужеством Красной Армии и передали послание Советскому Союзу. Они в убежище и довольны всем. Так мне доложил командир корпуса. Намекнули, что они, шведы, защищали советских граждан…

23 часа 55 минут.

Чуйков. О парламентерах мы и забыли? К черту! Я с ними разговаривать теперь не буду. Это была политическая разведка!

(Звонок. Чуйков говорит по телефону, потом ходит, молчит. Передо мной большой человек, почти мой однолеток… Опять звонок.)

Чуйков (в трубку). Успокойте шведов. Есть указание центра. Абсолютная вежливость. Правильно! Так. Ну, давайте дальше! Кончай скорей и связывайся с соседом. Всё! (Обращается ко мне.) Завтра, может быть, и кончим, а?

2 мая 1945 года.

1 час 25 минут.

Чуйков берет свою бурку: «Ну, отдохнем?» Звонок.

Чуйков. 56-й немецкий танковый корпус шлет нам парламентеров. Ну их, пошли спать!

5 часов 50 минут.

Встали, помылись. Снова за стол.

Чуйков. Всеволод, ты все пишешь? (Смотрит мои записи.) Как ты разберешь все это?

Я. Память поможет…

(На столе четыре плана Берлина. Большой город!)

Чуйков. Если бы у них были боеприпасы, они могли бы долго держаться.

Принесли пакет из шведской миссии. В письме они благодарят за «благосклонное отношение русских. Королевская шведская миссия обращает ваше внимание на наше официальное послание».

Штамп: «Королевская шведская миссия» (на шведском языке).

Дальше по-русски, на машинке:

«Королевская шведская миссия.

Командующему генералу.

Сим позволяем себе обратить ваше внимание на то, что Королевская шведская миссия находится под адресом: Раухштрассе, № 1, 3 и 25 и Тиргартенштрассе, № 36. Шведская церковь находится под адресом: Берлин, Вильмерсдорф, Ландхаузштрассе, № 27.

Прошу советские военные власти дать миссии возможность продолжать исполнение своих задач по отношению к покровительству шведских граждан и шведского имущества.

Я был бы вам очень благодарен за случай разговора с компетентным представителем Красной Армии.

Ожидаю вашего благосклонного ответа на этот счет.

Как известно, Королевская шведская миссия являлась до сих пор покровительницей советских прав в Германии[218].

Берлин, 1 мая 1945 года.

Гуго Эрифаст, поверенный в делах (на машинке).

Гуго Эрифаст (от руки).

Печать с русским текстом».

6 часов.

Звонок: «Едет делегация от Геббельса»…

(Прибыла делегация из четырех человек.)

— Давайте их сюда.

(Входят трое штатских, двое из них — в серых пальто, один — в пиджаке (какие выхоленные!) и солдат в шлеме — с белым флагом.)

Чуйков. Пусть солдат выйдет… Чем могу служить? Was wollen Sie?

— Berlin retten[219].

(Делегация вручает письмо в розовой папке. Чуйков читает. Тишина. Присутствуют товарищи Пожарский, Вайнруб, Ткаченко и я.)

Чуйков. Когда покончил жизнь самоубийством доктор Геббельс?

— Вечером, в министерстве пропаганды.

Чуйков. Где труп?

— Сожжен.

Чуйков. Нам это подозрительно.

— Геббельс покончил с собой. Его сожгли личный адъютант и шофер.

Чуйков. Где сейчас находится начальник генерального штаба Кребс, который вчера по полномочию Геббельса вел с нами переговоры?

— Не знаем. Нам известен новый начальник — генерал Эйнсдорф.