Нашли шишку, превратили её в чешуйчатый тетраэдр, потом в десяток других фигур, схожих чешуями и цветом, хотя чешуи при этом тоже меняли форму по закону Ф-спектра. В конце концов от шишки осталась только труха.

Маленькая, засыпанная снегом ёлочка долго не хотела изменяться, оставаясь остроносым конусом. Изменялась лишь форма её иголок — от широких лопаточек до узких и длинных игл, превращавших елку в дикобраза. Но в какой-то момент она раскорячилась ажурным многогранником, и Саблин со знанием дела констатировал:

— Вот вам и новый фрактал! Похоже, все Ф-спектры живых и растительных объектов заканчиваются фракталами. Вон сорока на клёне сидит, на нас смотрит, проверим?

— Жалко, — неуверенно проговорила Юстина.

— Чего жалко? Мы же не убивать её собираемся.

— Всё равно придётся экспериментировать на живом, — поддержал Данимира Прохор. — В этом деле нам нужен железный опыт.

— Кто начнёт?

— Я. — Прохор вытянул эргион, потом сунул его в карман, чувствуя ладонью шёлковое тепло многогранника.

Сорока, сидевшая почти на вершине потерявшего листву клёна, что-то прострекотала, переступила с ноги на ногу… и с шумом полетела вниз слитком чёрно-белой «керамики», бухнулась в снег гирей, ошалело вертя головой. Только была это уже не сорока, не птица, а странное голенастое существо, покрытое не то перьями, не то чешуёй, похожее на карикатурного микродинозавра.

— Оба-на! — озадаченно сказал Саблин.

Юстина прижала ладони к щекам.

«Динозавро-сорока» попыталась взлететь, хлопая крыльями, больше похожими на плавники, побежала от дерева к дереву, но завязла в сугробе.

— Верни ей крылья! — сказала Юстина.

— Успеем, пусть потерпит, ворюга. — Прохор «выстрелил», включая процесс формоперехода.

Странное существо подпрыгнуло, обрастая крыльями. У него стало теперь четыре крыла, а ноги потолстели, увеличиваясь в размерах, мосластые, как у страуса, хотя и не потеряли слой зеленоватых чешуй.

Птица зашипела, замахала крыльями, однако взлететь снова не смогла, попыталась влезть на дерево, противно заорала.

Прохор сжал зубы: сороку было жалко, но эксперимент следовало довести до финала, к тому же он надеялся, что вернёт птице её первоначальный облик.

Следующая трансформация преобразила четырёхкрылую «страусо-сороку» в мохнатую зубастую многоножку с десятком маленьких чёрных и белых крылышек.

Многоножка открыла пасть, свистнула по-соловьиному, снова попыталась взлететь, однако и на этот раз ей это не удалось. Возможно, для взлёта такому странному зверю требовался разбег, а по снегу разбежаться, даже имея небольшую массу, было трудно.

Юстина не выдержала.

— Крути назад!

Прохор понял, что эксперименты с живыми существами чреваты последствиями. Что же будет с людьми? — подумал он. В каких существ станут они превращаться, случись нужда в переформировании? ДД почему-то не сказал об этом ни слова. Сам не знал?

Шаг назад по Ф-оси (Прохор уже не напрягался, меняя вектор алгоритма формоперехода, привык) вернул зубастой, крылатой многоножке форму четырёхкрылой птицы.

Кудахча, как курица, она завязла в сугробе, и последующая трансформация вернула ей первоначальную фигуру сороки.

Разволновавшаяся птица заскакала по сугробам, взлетела наконец и, натыкаясь на деревья, стрекоча, метнулась прочь, подальше от страшного места.

Саблин захохотал. Улыбнулась и Юстина.

— Слава богу, бедная, отмаялась. От таких стрессов она птенцов заводить не сможет.

— Придёт в себя и забудет, — махнул рукой Саблин. — Что скажете? Опыт можно признать удачным или как?

— Чтобы так мучить живность, надо быть садистами, — заметила погрустневшая Юстина. — Давайте лучше на чём-нибудь неживом тренироваться.

Прохор хотел возразить, но встретил её взгляд и передумал. Вытащил лампочку.

— Кто первый?

Саблин отобрал у него лампочку, установил на вершине сугроба, наставил на неё палец.

— Бац!

Лампочка превратилась в дымный шарик… и рассыпалась стеклянно-металлической пылью.

Прохор не выдержал, засмеялся, глядя на уморительно-удивлённую физиономию друга, но в это время в ухе клацнул вызов мобильного. Он поднял руку, призывая спутников помолчать.

— Слушаю.

— Прохор Кириллович? — раздался в ухе гортанный мужской голос.

— Он. — Прохор хотел спросить: кто звонит? — но айком выдал цифры номера, и он вспомнил, кому принадлежит голос. — Таглиб?

Саблин замер, услышав имя, подошёл ближе.

— Прохор Кириллович, у нас дурные вести, — продолжал приятель Дмитрия Дмитриевича по-английски. — Дмитрий просил передать, что Прохор-третий попал в психиатрическую лечебницу в своём превалитете. Причина неизвестна. Но это ещё не всё. — Араб помолчал. — Вашего восьмого «родственника» сбила машина.

Прохор сжал зубы. Мысли разбежались, и стоило труда собрать их вместе.

— Почему, как? Попал в ДТП? Несчастный случай?

— Я там не был, поговорите с вашим другом Данимиром, пусть сходит туда и проверит.

— Понял, сделаем. ДД… э-э… Дмитрий Дмитриевич больше ничего не передавал?

— Он сказал: пусть усиленно тренируются. И ещё он сказал: будь сам мерой того, что происходит.

— Как? Извините…

— Это всё. Звоните, если понадоблюсь. — Голос в клипсе мобильного пропал.

Саблин и Юстина молча разглядывали математика, засмотревшегося на зимний лес.

— Кто звонил? — не выдержала девушка.

— Возвращаемся, — очнулся Прохор.

— Что случилось? Кто звонил?

— Таглиб, знакомый формонавт, мы познакомились у ДД. Прохор-третий попал в дурдом.

— Ну и что?

— А восьмого сбила машина. Насмерть.

Саблин сыграл желваками.

— Откуда Таглиб узнал об этом?

— От ДД.

— Тогда действительно надо возвращаться, тренироваться будем дома. Не вздумай ходить туда — в третий и восьмой превалитеты! Я сам наведаюсь.

Прохор первым направился к дороге.

Превентивные меры

Саблин всегда был человеком дела.

Получив предупреждение от Таглиба, а его известие о случившейся беде с Прохорами третьим и восьмым нельзя было воспринимать иначе, Данимир после возвращения из Ляховцев в Суздаль сразу принялся действовать.

Сначала он ещё раз поговорил с другом ДД, и араб сообщил ему кое-какие подробности о происшедшем в третьем и восьмом Ф-превалитетах.

Затем Данимир связался со своим «родичем» из второго числомира Данияром, которого действительно считал чуть ли не родным братом, и рассказал ему, что знал сам.